Чернокнижник? Бросьте! Если аус Барген выбрался из столичной резиденции, то метил он в птицу куда более высокого полета, нежели почитатель запределья. Какой глупец навлек на себя неудовольствие светлейшего государя на этот раз? Местный епископ или кто-то из владетельных господ?

– Проходите к столу, магистр, – предложил барон, сел сам и упер в пол трость, на которую сильно наваливался при ходьбе.

Пухлые пальцы легли на затейливую рукоять, и самоцветы многочисленных перстней заискрились отблесками свечей. Кто другой мог бы посмеяться над пристрастием к дорогим безделушкам, но я прекрасно ощущал легкое дрожание силы; камни не просто напитали эфиром, в них вложили готовые заклинания. Защитные, скорее всего. Покушались на аус Баргена не раз и не два.

При появлении барона невзрачные господа убрали со стола карту, Луиза спрятала в сумочку тетрадь чернокнижника, а неулыбчивый герхардианец поднялся со своего места.

– Возблагодарим же Вседержителя за ниспосланный нам хлеб насущный!

– Возблагодарим, брат Стеффен… – вздохнул статс-секретарь, с тяжким кряхтением вставая со стула.

Мы помолились, и дальше какое-то время за столом слышался только стук ножей. Когда же с тушеной крольчатиной, жареными лещами и мясным пирогом было покончено, а хозяин принес сыр и еще пару кувшинов вина, статс-секретарь Кабинета бдительности вытер жирные пальцы и обратился к молодому человеку:

– Твое впечатление о нашем госте, Вильгельм?

– Заносчив и упрям, как все школяры! – объявил тот, не задумываясь.

Барон кивнул и спросил меня:

– А что скажете вы, магистр?

Ничего не оставалось, кроме как принять правила игры. Благо теперь в моем распоряжении оказались недостающие кусочки мозаики. Но даже так пренебрегать вежливостью я не стал.

– Сеньор вон Ларсгоф, полагаю, уроженец Средних земель или прожил здесь немало времени, но не так давно переехал в столицу. Не думаю, что учился в университете. Либо получил перевод по службе по причине выдающихся способностей, либо… – тут я сделал едва заметную паузу, – кто-то составил ему протекцию.

И вновь у Вильгельма дрогнуло веко, но ему хватило выдержки промолчать и даже небрежно улыбнуться. А вот по лицу капитана Колингерта улыбка скользнула куда как более злая. Судя по всему, со своим предположением я угодил в яблочко.

Аус Барген несколько раз кивнул и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула так, что камзол туго обтянул немалый живот. Он несколько мгновений разглядывал меня, затем сказал:

– Знаете, магистр, ваше участие в этом деле могло бы оказаться полезным.

Судя по вытянувшейся физиономии Вильгельма и удивлению Лауры, барон с ними своими соображениями не делился. Невзрачные сеньоры переглянулись, брат Стеффен озадаченно выгнул бровь. Никак не отреагировал на это заявление лишь капитан Колингерт; не стал принимать предложение за чистую монету и я.

– Странно привлекать к делам человека, которого видите второй раз в жизни.

– К чему ложная скромность? Вы хорошо зарекомендовали себя в Лаваре. Без единой царапины прошли всю кампанию, дослужились до обер-фейерверкера Сизых псов, да еще едва не захватили живым самого ересиарха Тибальта!

– С тех пор много воды утекло…

– Миена! – резко бросил аус Барген. – Четыре года назад опального ректора местного университета отправили на небеса с помощью ручной бомбы. А три года назад в Легенбурге при подрыве пороховой башни погибли полковник и оба капитана Пестрых лис. Незадолго до безвременной кончины эти господа вызвали неудовольствие Вселенской комиссии. Думаю, не ошибусь, если предположу, что исполнителем в обоих случаях были вы. Слишком уж характерный… почерк.