Просторная столичная квартира, в которой они сейчас обитали, точнее, самый настоящий пентхаус с видом на Москву-реку, никогда ей не нравилась, и в ней она останавливалась лишь тогда, когда дела требовали ночевку в столице.

Наконец имелся еще особняк родителей, который и был для нее подлинным домом, но из-за смерти родителей ей тоже стало там неуютно.

И вот теперь это…

А что, если история с чертовой девочкой – это реакция ее мозга на произошедние трагедии? Несколько врачей предлагали такую трактовку, и Юлия была готова согласиться. А вот Роман никак не мог смириться, что…

Что жена у него страдает галлюцинациями.

– Думаю, что нам после этого сеанса магии и ее разоблачения у лысого шарлатана стоит смотаться за город, – сказал муж и при первой же возможности повернул в противоположную сторону.

Прогулка так прогулка, Юлии было все равно. Она даже была рада, что не так быстро попадет домой. Потому что…

Потому что там все начнется сначала.

– Пусти меня за руль, Ромочка! – сказала вдруг Юлия, и супруг воззрился на нее.

– Солнышко, доктор же сказал, что тебе после этого сеанса сонотерапии водить день или два нельзя. Они же давали тебе какие-то лекарства…

– Я хочу! – настаивала на своем Юлия. – Или ты… боишься?

Она не была за рулем с момента гибели мамы, разбившейся на МКАДе. Тогда она дала отцу слово, что не будет водить.

Но отец вскоре сам умер, так что обещание ее больше не действовало.

Роман, ничего не говоря, затормозил, и они поменялись местами. Юлия резко взяла с места, и муж, бледнея, заметил:

– Солнышко, прошу…

Занятно, что аккуратным, даже педантичным водителем-перестраховщиком был именно он, а Юлия же, напротив, лихачкой и сорвиголовой.

Юлия, чувствуя, что в ушах свистит ветер, стала набирать и набирать скорость, намеренно сгоняя с крайней левой водителей-черепах.

– Солнышко, прошу, следи за знаками. И за скоростью…

Юлия подставила лицо ветру. Невидима и свободна! Наверняка нечто подобное ощущала и булгаковская Маргарита, путешествуя на метле по ночной Москве.

Только вот она сама была не невидима и уж точно не свободна. Да и ведьмой она не являлась, а всего лишь…

Всего лишь сходящей или – кто знает? – уже сошедшей с ума особой, которой в конце года, помимо всех несчастий, должно было стукнуть тридцать.

Юлия надавила педаль газа, а затем резко ушла направо, обгоняя справа какого-то недотепу, тащившегося со смехотворной скоростью по крайней левой.

– Солнышко! – буквально закричал Роман. – Не гони так! Мне страшно!

Юлия сбросила скорость и даже пропустила кого-то, хотя ужасно не любила, когда ее обгоняли.

Да, ему страшно… Нечасто приходится жене слышать подобное признание от собственного мужа. И страшно ему вовсе не из-за того, что она несется с непозволительной скоростью, наплевав на правила дорожного движения.

Ему страшно с ней!

Они ехали вперед с буржуазной, Юлией презираемой, скоростью. И женщина вдруг поняла – если она и пытается от кого-то убежать, то от самой себя.

Но в этом-то и дело: от себя она убежать не могла.

А вот потерять мужа могла запросто.

– Роман, скажи, – произнесла Юлия внезапно, положив мужу руку на колено и внезапно почувствовав, как мужчина напрягся. – Ты считаешь меня сумасшедшей?

Супруг повернул к ней свое мужественное лицо и, чуть поведя бровями, лаконично ответил:

– Нет.

А потом снова отвернулся, делая вид, что сосредоточенно рассматривает окружавший их скудный пейзаж. Юлия ощутила небывалое облегчение. Вот если бы он стал уверять ее, что не считает, и приводить разнообразные доводы. Или если бы он отвел глаза. Или бы замешкался с ответом.

А так он откровенно и явно дал понять – нет, не считает. Однако значило ли это на самом деле, что она не была сумасшедшей?