– Возможно. Только не свою. – И для наглядности заставил бластер разрядиться разок в потолок.

Тюрбан всполошился и уставился на зажатое в собственных руках оружие, будто на ядовитую тварь.

– Что за хрень?!

Я с трудом подавил улыбку.

– Прошу, будь аккуратнее.

Тот не ответил, но зато наградил таким взглядом, что мне пришлось закашляться. От рвущегося наружу смеха. Наивно полагая, будто знает о лейрах и их способностях все, что можно, Тюрбан, как и большинство малообразованных нормалов, не представлял, на какое коварство мы на самом деле способны.

– Все не наиграешься?

Я не сразу понял, кто это сказал, но как только развернулся в сторону, куда мы, собственно, и направлялись, увидел стройную фигурку, сильно ниже и раза в четыре у́же здоровяка-динетина. Судя по голосу, женщина, хотя судить по наполовину скрытому под вуалью лицу было трудно. Все, что мне удалось заметить, прежде чем она выстрелила, это темную, как у Тюрбана, кожу, большие черные глаза под бровями вразлет и сплетенную из десятков тоненьких косичек корону.

Как только предупреждающий выстрел ушел в молоко, я рискнул ответить:

– А мы играли?

– Не с тобой разговариваю, – отрезала Вуаль и, покачивая округлыми бедрами, прошествовала мимо нас с Эйтн, словно мы оба были не более чем манекенами. Приблизившись к Тюрбану, она уперла дуло бластера тому в нагрудник. – Знаешь, милый Краус, иногда я думаю, что Мама тебя переоценивает. С лейром и его подружкой нельзя так. Забыл, насколько они важные шишки? Мама любит гостей баловать, а не пугать.

Тюрбан, все это время глядящий на Вуаль сверху вниз, расплылся в улыбке. Не в оскале, каким баловал нас с Эйтн, а в искренней улыбке, которую дарят только по-настоящему близкому разумнику. Не переживая из-за бластера, упиравшегося ему в грудь, он протянул руку к полоске ткани, скрывавшей нижнюю половину лица пиратки, и, приподняв ее, прилепился губами к чужому рту.

Это оказалось настолько неожиданным и… страстным, что я попросту не мог не смутиться и не уткнуть глаза в пол.

Целовались они долго – гораздо дольше, чем позволяли приличия, – и громко, по-звериному неуклюже. Как будто слишком много времени провели порознь и никак не могли насытиться друг другом. Стало не то чтобы неловко, но неприятно. Чувствуя себя сущим подростком, я кашлянул.

– Э-э-э, нам бы поторопиться.

Казалось, никто не услышал моих слов. Я беспомощно повернулся к Эйтн. Чутье подсказывало, что госпожу Аверре в принципе мало что могло смутить. И уж точно страстные лобзания парочки пиратов в этот список не входили. Выпятив нижнюю челюсть, она, изображая крайнюю степень брезгливости, громко отчеканила:

– Время!

Это сработало. Вуаль на мгновение отлипла от Тюрбана и, обратив к нам наполовину обезображенное шрамами лицо, огрызнулась:

– Ну и валите! Корыто за углом.

– Сайз, я должен их проводить, – попытался возразить Тюрбан.

– Сами доберутся. Не маленькие.

Мы с Эйтн еще раз переглянулись и, не сговариваясь, двинулись дальше по коридору, который практически тут же вывел к кораблю Бавкиды. Я знал его название – «Мантия», – и, похоже, только теперь позволил себе присмотреться к нему внимательней. Угловатый и черный, похожий на раздвоенный кинжал одной из статуй на борту Обсерватории, он хохлатой птицей примостился среди мусора, которым окружала себя Мама Курта. Размерами он чуть превосходил «Шепот» и на вид казался куда менее дружелюбным. Как и в его хозяйке, во всем облике «Мантии» сквозило что-то хищное, опасное. Возле опущенного трапа никого не наблюдалось. Путь был свободен.

Тени пребывали в безмятежности, но я все равно огляделся по сторонам. Просто на всякий случай.