– Ой, Краус, что тут у нас за милашка? – спросила зулланша Тюрбана и между делом ущипнула меня за щеку. Ее длинные и тонкие пальцы оканчивались когтистыми наростами, отчего щипок вышел совсем не милым.

Я не рискнул возмутиться, но на пробу коснулся лица, а потом посмотрел на кончики собственных пальцев. Крови, к счастью, не оказалось.

Зулланша тем временем продолжала оценку:

– Бледненький, конечно. И какой-то чересчур лохматый. Но то, что худой – это мне нравится. Это замечательно, да. Тощенькие куда лучше помещаются в банку, а, Краус? Что думаешь?

– Думаю, тебе лучше не разевать рот на имущество мамы, Кесс. И тащить свою худосочную жопку, куда тащила.

– Фу, грубиян, – отозвалась зулланша, но с заметной улыбкой в голосе. – Ваша с Сайзой размолвка характер тебе, конечно, испоганила.

Тюрбан устало вздохнул:

– Проваливай, а, Кесс? Нас и так заждались.

– Хм. – Зулланша казалась всерьез уязвленной, но на препирательства не решилась. Бросив на меня еще один заинтересованный взгляд, она плавно выплыла с поля зрения, растворившись в полутьме с тем же проворством, с которым появилась.

– Топай, – буркнул пират, настойчиво подтолкнув меня вперед.

Коридор вывел нас в отсек, оказавшийся чем-то вроде перекрестка, где под куполообразным потолком, к единому центру сходились все возможные ходы. Там, где по логике вещей следовало бы находиться полу, гравитация изгибалась так, что превращала низ в бок, а сам настил – в двустворчатые двери, преграждавшие дальнейший путь.

– Тебе туда, – сказал Тюрбан. – В каюту капитана. Мама заждалась.

Все еще дивясь технологиям, позволявшим создавать нечто столь усложненное, с чем даже лейры вряд ли сталкивались, я спрыгнул на то, что стало для меня полом, и стукнул разок в дверь.

– Мне что-то надо знать про маму? – спросил я напоследок.

Тюрбан усмехнулся, но так, что у меня невольно засосало под ложечкой. Глаза его злорадно засияли.

– Не обделайся. Только и всего.

Двери распахнулись, меня обдало горячим и сухим воздухом. Пахнуло гниющей плотью. С трудом подавив рвотный рефлекс, я шагнул внутрь.

Я был не из тех, кто по каким-то причинам боится темноты, но, оказавшись внутри абсолютно непроницаемой комнаты, испытал легкий приступ паники. Словно добровольно ступал в логово хищника. Только не охотник, а обед.

– Ау? – осторожно позвал я, как только тяжелые створки с шипением закрылись. Несмотря на далеко не самое выигрышное положение, я не спешил призывать Тени на помощь. Инстинкт, наитие или одно из тех дополнительных чувств, что включаются, когда ты менее всего этого ждешь, предостерегало. – Есть тут кто-нибудь?

Включился свет. Вернее, несколько слабых лампочек, что не только не разогнали густой мрак, но лишь высветили пятак решетчатого настила и кресло у дальней стены. Кресло имело вид странноватый – вроде трон, а вроде и нет, – огромный блин на возвышении, усыпанный десятком причудливо расшитых подушек. Подушки опирались на нестройные колонны забавного вида ящичков и сундучков, как будто обнимавших возвышение полукольцом. Часть ларчиков казалась подлинным произведением искусства – деревянные шкатулки, украшенные искусной резьбой и болтающимися на петлях замочками, – но попадались и простые пластметаллические контейнеры, вроде тех, что использовались для переноски обедов. Часть содержимого ларчиков нарочно или же нет выглядывала из-под неплотно прикрытых крышек, игриво поблескивая в неверном освещении. И все это вместе как бы само собой наводило на мысли о будуаре старой скупердяйки, окружившей себя награбленным.

Под потолком что-то неприятно чиркнуло, стукнуло, звякнуло. Я из любопытства задрал голову, но ничего не увидел. Темнота царила там безраздельно.