– Мне кажется, Джеймс, нас здесь не уважают, – задумчиво проговорил инспектор и направился к лежащим на земле, – давно мы сюда не заходили.

– Так ведь это не наш участок, сэр, – спокойно ответил ему сержант, – вот они нас и не знают.

– Ну теперь точно запомнят. – Инспектор руками разорвал на всех одежду и оставил воров голыми, всю рвань смотал в большой комок, огляделся кругом и, размахнувшись, закинул его на крышу ближайшего дома.

– Идем, пока не поздно, тебе еще отводить его назад. – Он вернулся к нам и, не слушая раздающихся вслед ругательств, спокойно пошел вперед.

В этот раз я не стал искушать судьбу, а шел сразу за их спинами, испуганно поглядывая по сторонам. Я чуть было не лишился всего!

– Сержант, завари мне кофе и пожрать нам что‑нибудь принеси! – сказал Дрейк, едва мы зашли в участок. После того как он отдал приказы дежурившим тут полисменам, он мощно зевнул и продолжил: – Запиши в журнал: труп без признаков насильственной смерти, душа нетронута, золотой зуб на месте, так что или сам утопился, или пьяный упал. Дело закрыто. И пошли пневмопочтой письмо в четырнадцатый, пусть не ходят.

– Хорошо, сэр.

Сержант с инспектором ушли в кабинет, оставив меня одного. Набравшись смелости, я обратился к Экстону за стойкой:

– Мистер Экстон, а почему вы называете его «сэр», он ведь не благородный?

По хмурому виду сержанта я понял, что сморозил глупость, но его лицо почти сразу же смягчилось, и он тихо сказал:

– У нас, простых людей, слово «сэр» не только обозначает статус положения человека. Если ты уважаешь кого‑то настолько, что повышаешь его статус в собственных глазах, то можешь называть его как тебе заблагорассудится.

Я почувствовал себя неловко и отошел от полицейского, сев на скамью. Есть меня не позвали, и о себе напомнил мой живот, громко проурчав на весь участок. Раздавшиеся смешки были погашены окриком сержанта, который ушел в подсобку и вынес оттуда большой кусок хлеба с сыром. Положив их рядом со мной, он улыбнулся:

– Ешь, проголодался, наверно.

Не слушая моих горячих благодарностей, он удалился на свое место, а я с такой жадностью накинулся на еду, что самому стало стыдно за свое поведение. К счастью, на меня никто не смотрел, и, утолив первый голод, я стал есть, откусывая небольшие куски.

Спустя час из кабинета инспектора вернулись два полицейских и позвали меня пойти с ними. Мы стали спускаться по винтовой лестнице куда‑то вниз, и чувство дежавю закралось ко мне, заставив достать платок и на всякий случай приложить его ко рту. Оказалось, мы спустились в небольшую тюрьму, где в клетках сидели, стояли или лежали множество людей. Завидев инспектора, сразу же все затихли, и наши шаги эхом стали разноситься по бетонному коридору.

Открыв дверь в конце длинного туннеля с клетками, инспектор Дрейк зажег газовый фонарь, и внутри сразу стало светло, а я прищурил глаза. Я осторожно зашел внутрь и осмотрелся: посередине стоял большой, грубо сколоченный то ли стол, то ли скамья со странными приспособлениями у изголовья и ног, словно небольшие раковины. Кроме него внутри был только умывальник с ведром воды рядом и на каждой из стен висели четыре длинные и широкие полки на уровне моего пояса, прикрытые серой тканью.

Пока я оглядывался, инспектор достал большой сверток с одной из полок со странно торчащими из него руками и ногами большой куклы и, поставив его на стол, произнес:

– Мистер Рэджинальд, познакомьтесь с мисс Олсен.

Я не сразу понял, что торчавшие из свертка руки и ноги принадлежали не кукле, а человеку. Только когда он развернул узел, я с ужасом увидел, что это не тело, а отрубленные руки и ноги, а также голова девушки.