Не такая и великая потеря – два грузовика и семь убитых сапёров, но требовалось сразу отбить охоту у бандитов устраивать засады. Тела энкавэдэшников или партизан было приказано развесить вдоль дороги с табличками на шее «Они стреляли в спину солдатам вермахта». Планировалось также сжечь ближайшую деревню и расстрелять не менее семидесяти заложников – по десять человек за одного немецкого солдата.

Группа Мальцева едва не наткнулась на бронетранспортёр и мотоциклы. Их вовремя заметил разведчик Паша Шестаков. Ввязываться с ними в бой было безрассудно. Но требовалось отвлечь внимание от второй группы, которая увозила раненых.

Раздумывали недолго. Вляпались, ничего не скажешь! Немцы рассчитывали, что отряд, устроивший засаду, насчитывает как минимум десятка два человек. Глупо было бы вылезать на дорогу меньшим количеством.

– Мы, возможно, и проскользнём, – сказал Николай Мальцев. – Но ребята с их повозкой далеко не уйдут. Выход один – поднять шум, чтобы стянуть сюда основные силы.

– Вшестером? – с сомнением покачал головой Иван Луков. – У меня к «дегтярёву» всего два с половиной диска. На полчаса боя не хватит.

В группе имелся единственный автомат, но бойцы разжились немецкими винтовками, запасом патронов к ним и трофейными гранатами. Осталась также пара самодельных гранат из выплавленного тротила. Они были более мощными, рассчитанными на немецкую бронетехнику.

Мальцев понимал, что экипажи «Бюссинга» и мотоциклов чутко прислушиваются к любым звукам, готовые встретить русских диверсантов пулемётным огнём. Между тем приближалась цепь полицаев. Молчаливая, настороженная, словно уже почувствовавшая присутствие врага.

Вот и решай, куда ударить. По цепи полицаев, не слишком хорошо вооружённых, или по немецкой засаде с их скорострельными пулемётами. Полицаи не рвутся в бой, но их подталкивают в спину, и драться они будут умело, спасая свои жизни.

– Куда ни кинь, везде клин, – вздохнул Иван Луков. – Ну, что делать будем, командир?

Каждый из шестерых понимал безнадёжность положения, в которое они угодили. Даже самые молодые из бойцов – Паша Шестаков и Андрей Силаев, которым недавно исполнилось по семнадцать лет.

С тоской рассуждал, что вряд ли увидит двух своих детей бывший колхозник Иван Луков. Сержант Василь Грицевич, воевавший с первого дня войны и недавно узнавший, что в Беларуси погибла от рук карателей почти вся его родня, хладнокровно проверял свою снайперскую винтовку. Он не боялся смерти и был готов к бою.

С трудом преодолевал страх капитан Сологуб, проклиная себя, что поддался и ушёл в отряд НКВД. Но иначе пришлось бы идти на службу в полицию.

Капитан всегда был расчётливым человеком, быстро продвигался по служебной лестнице. Войну встретил помощником начальника штаба полка. Она смешала все его планы, но Сологуб сумел избежать мясорубки первых месяцев отступления и добрался бы до своих, если бы не случайный осколок в ногу.

Он неплохо прижился в большом селе Вязники, помог восстановить пекарню, завёл новую семью. Старая семья осталась в военном городке под Тулой – жена и двое детей. Что с ними, капитан не знал, они были в прошлой жизни. Родился сын от молодой жены, но всё не бывает гладко. Прервалась его спокойная сытая жизнь в Вязниках.

Окончив военное училище, командно-штабные курсы, отслужив восемь лет в армии, Михаил Сологуб трезво оценивал сложившуюся на фронте обстановку. Если в сорок первом и в первой половине сорок второго года он почти не сомневался, что война проиграна, то сейчас понял, что поспешил со своими выводами.

Несмотря на громкие успехи вермахта и огромные потери Красной Армии, война, задуманная Гитлером, уже с первых месяцев пошла не так, как планировалось. Можно было сколько угодно твердить о превосходстве Германии, её современном оружии и высоком моральном духе арийского солдата, но в войне явно угадывался перелом.