Написать хороший учебник, действительно, было важно во времена Коменского, когда книгопечатание было еще внове, хотя даже в самих великих и революционных учебниках Коменского важнее всего была новая дидактическая идея, а не материал. В век интернета увлечение идеей написания учебников не может быть педагогически оправдано. Это увлечение само по себе означает, что в методике преподавания предпочтение отдается не описанию, а предписанию, не пониманию изучаемого феномена, а усвоению предписанного набора знаний. Оно свидетельствует о том, что люди, занимающиеся этими вопросами, мыслят не педагогически, а юридически. Для них важен кодекс, устав, норматив, на который можно равняться. В педагогическом же процессе важно совсем другое.

Я выражаю надежду, что развитие религиозно-педагогической отрасли в системе педагогических наук в России положит конец многолетней гонке за идеальным учебником и позволит сосредоточиться на действительно первостепенных по важности вопросах, от которых зависит успех столь долгожданного эксперимента по апробации в школах предметов религиозно-этического содержания. Это прежде всего создание благоприятной обстановки для педагогической и методической созидательной работы и инновации. Это сбор и квалифицированный анализ положительного педагогического опыта. Это налаживание системы профессиональной подготовки – подготовки, в которой внимание должно быть уделено не только передаче будущим учителям знаний по предмету, но и целенаправленному развитию соответствующей методологической культуры. Это, наконец, организация и поддержка прикладных и фундаментальных педагогических исследований, посвященных исследованию того, как духовное измерение человеческой жизни должно наиболее безопасным и благотворным образом включаться в педагогическое отношение. На этой почве, в конце концов, должны будут появиться и хорошие учебники, если в них окажется необходимость.

Предполагаю, что название доклада может удивить. Во-первых, потому что сегодня мало кому приходит в голову рассматривать Россию в качестве источника инновационных движений и идей. Привычнее стало ассоциировать ее с сопротивлением или с помехой прогрессу. Нередко это приписываемое России качество рассматривается даже с положительной стороны, ведь в инертности есть вполне прагматическая ценность. Любое инертное тело можно использовать в качестве стабилизатора движения, тормоза или преграды. В самой России уже сложилось своеобразное историософское учение ультраконсервативного свойства об «удерживающем тайну беззакония» (2 Фес 2:7). Смысл его в том, что удерживающим конец света, о котором говорит апостол, является русская цивилизация, и в этом, собственно, заключается ее историческое призвание[73]. Я не сторонник этого учения. Я вижу, напротив, в истории русской духовной культуры многочисленные признаки и примеры смелой, прогрессивной мысли, свидетельствующей о ее способности прокладывать новые пути, значимые для всего человечества, и не только в области естествознания и техники, но и в области религии, философии, социального строительства, политики и образования.

Второе, на что, я думаю, все обратили внимание – это то, что я предпочел говорить не о православной, как предлагалось, а о русской духовности. И это не только потому, что я слишком мало знаю о греческой, румынской или грузинской духовности, чтобы судить о православии вообще. Важнее другое. Я считаю, что при объяснении самобытности России ошибочно было бы недооценивать и тем более сознательно игнорировать духовный феномен