– Розетка – в зале собраний! – заорала она на меня, увидев зависший чайник.

Где здесь она увидела свою маму?

– Тон убавь! – прогремело над плитой. Первые часы внедрения в чужую банду, нормально…

Она тут в запале чувствовала себя королевой, потому что накануне совершила «подвиг».

На пресс-конференции Анатолия Чубайса запустила в любимца всей России майонезом: «Привет от НБП!»…

В милиции ее безрезультатно пытались воспитывать. С человека, живущего в чужом городе в подвале, взяли подписку о невыезде… Дальше храбрая нацболка всю ночь пела в камере песни и читала стихи. Одна надежда, что не свои…

– Как ты пишешь стихи? – спросила она меня в тот же вечер. Ой, а куда тон делся? Когда она на меня не орет, я ее что-то вообще не могу расслышать… Один этот вопрос – уже диагноз. Если человек его задает, значит, ответ ему не поможет. Это все равно, что спросить: «Как ты дышишь?» А сама не знаешь? Значит, тебе не дано ни писать, ни дышать. Мой-то метод ей точно не подходит. Прежде чем у меня в мозгу забрезжат образы и фразы, я слишком долго гоняю там «Отче наш». Свет, царящий наверху, просто изливается через пальцы на бумагу. Я это должна была рассказать? Ей?..

Сидеть – не мешки ворочать!

Это – Нина Силина. Крошечная женщина без возраста выдавала это с вечной своей дерзкой улыбкой на очень жестко и твердо, абсолютно по-взрослому очерченных губах. И ворочала здоровые черные мешки. Дорвалась, вот что значит человека на волю отпустили! В тюрьме ей давали лет семнадцать, губы, голос и характер тянули на тридцать. Черные мешки – это бесконечные упаковки «Лимонки», которые надо было сначала заматывать скотчем, а потом заставлять нацболов отволочь на вокзалы и сдать проводникам. Именно так газета разъезжалась по России…

Без этого зрелища невозможно представить, какая убийственная рутина на самом деле революционная деятельность. Из года в год, изо дня в день – упаковывать, волочь, впари-вать, опять и опять… Одна отдушина: радостно метнуть в кого-нибудь майонезом, приковаться наручниками, а потом – «не мешки ворочать»!..

Взятая по лимоновскому делу и «положенная, где взяли» в том же июле 2003-го, что и главный фигурант, она конечно же поехала в свой Ковров. Нина потом рассказывала о тамошних демонстрациях против мэра и о своей подельнице по ковровскому депутатству. Этот город во всей этой истории стоит особняком. Кажется, это была территория победившего национал-большевизма…

– Эпицентром акции была Ирина Табацкова. За время моего отсутствия она натурально захватила власть в городе. И нынче газета без новостей о «нацболе и депутате Табацковой» газетой в Коврове просто не считается. Она – везде. Она – круче всех…

Ее высочество

Наталье Черновой было 23 года, она была из Оренбурга. Эта величественно-скромная блондинка вся состояла из какой-то идеальной, наследственной интеллигентности, и этого в ней было так много, что стадию бесцветности Наталья миновала, ни разу на нее не ступив. При всей ее благородной неброскости, она, художница и поэтесса, несла с собой мощную ауру личности, наполненной до краев самым качественным содержимым. К такой женщине не подвалишь развязно с пьяной харей… Она-то что здесь делает?

– Она участвовала в ненасильственном захвате поезда Москва – Калининград, – рассказывал потом Алексей Тонких, – получила сорок суток ареста. Так у нее появилось время привести в порядок свои мысли, все понять до конца. Все нацболы, побывавшие в учреждениях пенитенциарной системы, знают, что там человека покидают последние остатки благодушия и иллюзий, и он выходит из стен тюрьмы «святым с пустыми глазами». Становясь пулей, осознающей себя как средство, чья цель будет поражена, как бы долго ни продолжалось ее преследование. И если выстрел пока не прогремел, то это обязательно случится, рано или поздно…