Наиболее ярко уверенность в том, что правильно произнесенное или написанное слово обладает невероятной магической властью, проявилась в каббалистических легендах о «големе». Предполагалось, что если раввин, комбинируя буквы непроизносимых божественных имен, поймет главную тайну имени Бога и произнесет его над вылепленным из глины человеческим телом, то тело это оживет и станет големом – существом, не обладающим душой, и не владеющим речью, но способным заниматься физической работой. Оживший голем может исполнять порученную ему работу не только в будние дни, но и в субботу, когда заповедями Торы иудеям запрещено заниматься даже домашними делами. Легенды о големе, в символической форме повествующие о возможностях и пределах творческой состязательности человека с Богом, послужили отправной точкой для многих произведений европейской культуры. К теме голема обращались Э. Т. А. Гофман, Г. Майринк, М. Шелли, Х. Л. Борхес и многие другие.

Учение каббалы оказало огромное влияние на формирование других мистических течений в иудаизме, прежде всего на хасидизм (от древнеевр. благочестивый), распространившийся в XVIII в. среди восточноевропейских иудеев (сегодня это территории Польши, Литвы, Украины, Белоруссии, восточных областей России). Хасиды призывали к усилению религиозного рвения, к личному переживанию Божественного присутствия в мире. Этот мистический опыт находил свое выражение в самых разных формах внешнего проявления, в том числе в особой хасидской музыке («нигун») для песен и танцев. Напевные мелодичные песни могли быть как со словами (например, известная «Хава нагила» – «Будем веселиться!») так и фактически без слов, из повторяющихся одинаковых слогов (например, «ай-ай-ай» или «бим-бим»).

Хасидские учителя («ребе») были харизматическими личностями, требовавшими от своих последователей глубокого духовного проникновения в иудейские истины. Руководство движением переходило последовательно от одного хасидского праведника к другому. Этих праведников называли цадиками. Авторитет цадиков (в отличие от раввинов) опирался не столько на ученость, сколько на близость и постоянное общение с Богом. Фактически цадики наделялись сверхъестественными способностями, позволявшими им творить чудеса. Вместе с тем, почитание хасидами мистических текстов и практика религиозных экстазов, видений и чудес, никогда полностью не заслоняла собой образование и благочестие, необходимые каждому иудею. Поэтому появившись в качестве еретического течения, хасидизм довольно быстро нашел свое место в системе ортодоксального иудаизма. И это характерно не только для хасидизма.

При всей своей специфике, вся иудейская мистика никогда не упускала из виду суть классического раввинистического иудаизма, который рассматривает изучение Торы и следование заповедям как основной смысл праведной жизни. Иудейская поговорка «Бог, Израиль (народ) и Тора суть одно и то же» соотносима с любым течением иудаизма. Поскольку Тора есть земное выражение Божественного откровения, а заповеди, данные Израилю, раскрывают подлинный смысл установления божественного единства, все три понятия образуют взаимозависимую целостность.

Исторические и культурные перипетии, философско-рационалистические и мистические искания иудаизма являются яркой иллюстраций того, что иудейские религиозные традиции никогда не были абсолютно застывшей системой. Опирающееся на законы Торы религиозно-обрядовое единообразие, принятое иудейскими общинами в разных уголках земли, всегда имело многочисленные историко-культурные вариации. Постоянное ощущение исключительности своей судьбы и уникальности своего жизненного пути, и вместе с тем, удивительная гибкость и пластичность, – вот то, что помогало иудаизму и адаптироваться в новых исторических условиях, и трансформировать эти условия в соответствующие проявления иудейской жизни и веры.