— Таросси ректор, — как можно спокойнее произнесла я. — Должна признаться, вы были правы. Мое нежелание участвовать в отборе в первую очередь связано с нежеланием проходить ментальную проверку. Я ее не пройду. Так я в любом случае не попаду в отбор. Вы в этом не заинтересованы.

Герат посмотрел на меня с задумчивостью и любопытством.

— Откровенность делает вам честь, — усмехнулся он. — В чем с вами дело? Вы преступница и скрываете это?

Что мне сейчас следовало скрыть, так это громко колотящееся сердце и дрожь в руках. И главное, от умалчивания не перейти к настоящей лжи. Ректор не менталист, но, уверена, у него достаточно ментальных умений, чтобы отличить правду от откровенной лжи.

— Да, я была преступницей, — я подняла на него глаза. — В прошлом. Мои родители, — не обязательно ведь упоминать, что «приемные родители»… — были ворами, мошенниками… можно сказать, разбойниками с большой дороги. А я была их пособницей. С десяти лет я росла в приюте, числилась, как дочь неизвестных погибших родителей. При поступлении в академию было указано именно так. Но для отбора на Великую… Как только менталисты дойдут до этих слоев моей памяти, я буду отчислена с отбора. И, возможно, это повредит и моей репутации в академии. У вас выбор, таросси ректор, либо как-то помочь мне с этим, и тогда я буду участницей отбора. Либо, если вас смущает мое прошлое, — для Великой ведь недопустимо подобное происхождение — отпустите меня прямо сейчас.

Меня трясло, когда я закончила. Правда, кажется, эта дрожь собралась внутри, сотрясала мою грудь, но никак не выражалась снаружи. Что сейчас будет… Победа? Или полный провал?

Герат смотрел на меня очень странным взглядом. Задумчиво… уважительно, что ли. И в то же время слегка насмешливо.

— Вы скрываете свое прошлое и не привыкли доверять никому? — произнес он наконец. И продолжил утвердительно: — Поэтому вы устроили этот цирк с письмами на мой адрес, — усмехнулся, а в глазах сверкнуло лукавство. — Нет, тарра Илона, меня не смущает, что вы были воровкой в детстве. Подозреваю даже, именно это сделало вас такой изворотливой и текучей — не только ваша стихия.

Расцепил руки на груди и бросил словно ненароком:

— Я помогу вам. Никто не узнает вашей зловещей тайны. А если станете Великой, никто не посмеет заподозрить вас в подобном.

Дрожь отпустила меня, внутри расправилось, распустилось. Я хотела сказать «благодарю». Но слова застряли в горле. Мне не верилось, что у меня… получилось.

Он бросил на меня взгляд и усмехнулся, добродушнее, чем обычно.

— Если, конечно, вы в состоянии честно выполнять соглашения, тарра Гварди, и примете участие в отборе в полную силу.

— Я выполню свою часть сделки, — ответила я. — Благодарю… что идете мне навстречу. Как вы обойдете вопрос с ментальной проверкой, как это возможно?

— Это не ваша забота, — ответил он. Взглянул на большие круглые часы на стене, поднял одну бровь в удивлении. — Вы потратили уйму моего времени. Впрочем… весьма продуктивно.

— Приношу свои извинения…

— Не стоит, тарра Гварди. Лучше послушайте, что я вам скажу, раз уж вы такой активный поедатель времени.

— Слушаю с интересом, — повторила я его ироничную фразу, сказанную в начале беседы.

Герат усмехнулся.

— Послушайте. Вы идете на отбор, потому что у вас нет другого выхода. Бежать вам некуда, найти деньги тоже проблематично. Вы не хотите на отбор. Знаете, почему? Потому что вы забились в свою нору, нашли способ спокойного существования. И трясетесь от страха, что кто-нибудь лишит вас вашего убогого убежища…

«Ну вот, опять начинает унижать», — подумала я. Впрочем, я была так благодарна, что он готов помочь с проверкой, что даже не обижалась.