Сын торговца никогда не был обижен словом в толпе, но и восхищения не вызывал, в отличие от парней, сбежавших из дома охранять Гай, либо тех, кто ловит рыбу, выходя на реку в любую погоду, или ремонтирует старые лодки.

Если мальчишка из обычной семьи оставался после шестнадцати зим дома, над ним все потешались. И он не мог занять в обществе места, достойного уважения. Все женщины смирились с этим и знали, что в помощь им останутся только дочери. Так, в семье Вер не осталось мужчин. Все три брата по достижении шестнадцати зим ушли из дома, а в семье Дор старший сын считает зимы, чтобы скорее удрать от мамы и, наконец, перестать заниматься этой чудовищно неинтересной работой: носить воду, мыть полы, чистить рыбу и таскать чужие мешки с уловом.

– Я хочу уже сам иметь свой улов, – говорил он, – и сам решать, сколько съесть, а сколько отдать!

Женщины в свою очередь не держали сыновей дома. И были рады тому, что дети их покидают. С мальчишками слишком много хлопот. Они могут вытворить что-то, а из-за этого мать со своими детьми отправится в изгнание по реке, и в придачу ей дадут виновника бедствия. Мужей обитательницы Гай вообще не имели. Слишком невыгодно это было для обоих полов. Мужчины не хотели быть привязанными к одному месту и к детям. Женщины же не понимали, зачем им в лодке еще один рот. Мужчины жили отдельно от женщин. Их лодки располагались на отдельной пристани. В каждой лодке размещалось по восемь мужчин. Об этом я пока мало знал. Детям туда ходить запрещалось. Эту пристань называли рыбацкой.

Ночью нам всем запрещалось выходить их своих домов-лодок. Кстати, в этом правиле тоже был смысл. Ночью ничего не видно! Можно оступиться и упасть в воду, а по правилам деревни заходить в воду также запрещалось. Мы не купались в реке, а набирали воду ведрами. Никто не умел плавать, да и никто не знал, что можно уметь. Упавший в воду человек и не пошедший сразу ко дну уподоблялся рыбе, а значит, это уже не человек, а рыба, так говорили старики! Нельзя ему помочь выбраться обратно, потому что рыба не может дышать без воды. Это тоже было правило деревни. Тому, кто при рыбалке выпадал из лодки, не помогали, а если находился тот, кто хотел протянуть руку помощи погибающему, его благородный порыв останавливали друзья:

– Ты навлечешь позор на свой род! – говорили ему. И сердобольный спасатель опускал руки.

3. Обычный день. Отметки на спине. Чудовища в небе. Свет внутри нас.

Каждый день начинался одинаково. Я вставал с восходом солнца, когда можно было уже выходить на пристань, сматывал быстро свою перину, хватал удочку и бежал провожать лодки рыбаков, уходящих на добычу еды в бескрайние воды реки Сома. Такое название, как гласила легенда, река приобрела после того, как в нее упал человек с крыльями по имени Сома. Но не утонул, а отрастил плавники и теперь, злясь на свою судьбу, превращает в рыб всех упавших в воду. История была грустная, и я предпочитал думать, что этот чудо-человек с крыльями все-таки остался человеком и сумел выбраться. Но когда я предположил это и рассказал новую концовку легенды маме, она меня пристыдила и запретила переделывать священную историю реки Сома. Сопротивляться было нельзя, ведь переделывать легенду то же, что переделать прошлое. Тем более мне на реку было грех жаловаться: во вторую зиму после моего рождения река подарила мне удочку, как сказала мама.

– Значит, Великий Сома хочет, чтобы я стал рыбаком! – думал я. Моя вера в этого крылатого человека окрепла еще больше, когда я узнал, сколько удочка может стоить. Мама за всю жизнь не съела столько рыбы, сколько пришлось бы за нее отдать торговцам, а значит, только Великий Сома мог сделать мне такой щедрый подарок.