Когда Лапоть добрался до звонницы, сердце готово было выскочить из груди. Он сделал над собой усилие, чтобы не рухнуть на четвереньки от изнеможения, лишь обхватил вылизанный дождями деревянный столб, прислонившись к влажной древесине горячей щекой, и подумал потрясенно: «Как же этот Звонарь ходит сюда дважды в день? Ведь он меня лет на двадцать старше!» Вспомнилось, как в детстве вся сельская детвора во главе с самим Лаптем донимала дядю Юру просьбами «дать позвонить», и тот, обычно суровый и неприступный, однажды сделал им всем подарок: взял с собой на гору и, по очереди усаживая каждого к себе на плечи, позволил подергать веревку, к которой крепился колокольный язык. Лапоть – тогда еще Гришка – просто обалдел от восторга и чувство это помнил до сих пор. Наверное, поэтому он попытался договориться со Звонарем о продаже колокола: по-хорошему ведь хотел! Поделиться предлагал! Ясно, что, обнаружив пропажу, Звонарь сразу поймет, кто вор, но Лапоть его не боялся. Ничего постаревший дядя Юра ему не сделает, в этом не было никаких сомнений. Только вот, что удивительно, его терзало какое-то гадливое чувство к самому себе, прежде ему незнакомое.

За спиной послышалось тяжелое дыхание приближающихся подельников.

– Ф-фу, зараза! Я уж думал, не дойдем! – задыхаясь, прохрипел Гном. – Снизу-то близко казалось!

– А мне показалось, что мы на одном месте топчемся! – Зяблик плюхнулся прямо на землю и прислонился спиной к одному из столбов, образующих основание звонницы. – Гора будто заколдованная!

– Вечно тебе чертовщина мерещится! – с презрением произнес Лапоть, вспоминая глаза небесного старца и думая о том, как хорошо, что Зяблик их не заметил.

В это время Красавчик стоял, задрав голову, и внимательно изучал перекладину, на которой висел колокол.

– Металлические скобы, – определил он. – Жаль, я думал, будут кожаные ремни.

– Что? Значит, не выйдет? – спросил Зяблик скорее с надеждой, нежели разочарованно – похоже, даже обрадовался тому, что операция закончится, не начавшись.

– Еще как выйдет! – огорчил его Красавчик. – Просто мы не крепление будем пилить, а балку, на которой колокол висит.

Все четверо одновременно посмотрели вверх, оценивая сложность предстоящей работы. Гном присвистнул, а Зяблик заныл:

– Что, пилить, сидя на ней? Это ж самоубийство – на такой высоте!

– Нет, дурень! Отпилим с двух концов, а когда балка упадет, колокол сам слетит с нее, – объяснил Красавчик.

– А если вся эта хрень развалится? – Голос Зяблика дрожал, будто тот готов был заплакать.

– Чего паникуешь?! Нормально все будет! – рявкнул Лапоть и попытался потрясти столб, за который держался. – Крепко стоит, никуда не денется. Залезай!

– Почему сразу я? Вдвоем же надо! – Зяблик исторг стон умирающего.

– Ты – с одной стороны, Красавчик – с другой. Гном слишком мелкий, сил маловато, долго пилить будет. Ну, а я, на правах вожака, буду снизу весь процесс контролировать, – пояснил Лапоть и, хлопнув ладонью по столбу, скомандовал: – Старт!

Отступив назад, он с довольным видом наблюдал за карабкающимися по перекладинам подельниками, уверенный в успехе операции. В его воображении колокол уже стоял на грузовых весах в пункте приема металла в райцентре, а в руках приятно похрустывала только что полученная толстая пачка денег. Казалось, сытая жизнь была не за горами: полки холодильника в его доме вскоре прогнутся под тяжестью хорошей еды, морозилка заполнится мясом, а в сенях станет тесно от ящиков с водкой и даже – а почему бы и нет? – с коньяком! Может быть, если не забудет, он купит жене какой-нибудь подарок. Да, и еще шоколадных конфет ребятне. Они их в жизни не пробовали.