Вжался в землю Виталя. Сквозь грохот удалось расслышать его стон: «Поздно!..»

Дальнейшее развивалось по секундам, растянутым в вечность. Пока Пашкино тело, повинуясь вековому инстинкту выживания, прижималось, что было силы к земле-матушке, какая-то часть сознания, не обращая внимания на смертельную опасность, бесстрастно взирала на происходящее, отмечая все детали, находившиеся в поле зрения.

На полсекунды опоздав от первого, грохнул второй огнемет, смел остатки активной брони с башни и накрыл железного зверя ослепительным огнем. Даже на расстоянии Пашка ощутил пробежавшее давление, то, что убивало на пять-десять метров вокруг все живое. Если в танке был открыт хотя бы один люк, то об экипаже машины можно было говорить уже в прошлом времени.

Невдалеке слева тоже сверкнуло в кустах. След от летящего выстрела точно обозначил свою цель – БТР, натужно рявкнув в последний раз, дернулся развороченным носом в сторону и заглох. Сидящего на командирском месте офицера в шлеме и полевой форме без знаков различия разметало клочьями в воздухе.

Хорошая смерть, восхитилось Пашкино сознание. Всего-то один миг одной маленькой секунды.

И тут с обоих концов зеленки грохнули еще несколько выстрелов имеющихся у боевиков «Мух», ручных и подствольных гранатометов. Чтобы результат был быстрым и однозначным, ценное оружие не берегли, действовали наверняка. Вставшие на дороге внизу машины оказались беспомощной открытой мишенью для изуверов, наслаждающихся своей мощью. Взрывы гремели один за другим, колонне не давали ни одного шанса. Разворачивались листы бронетехники, словно консервные банки, полыхала дорога, превращаясь в огненно-черный смерч. Кабину ЗИЛа оторвало сразу двумя одновременными разрывами. Остатки кабины и горящего капота безобразно вывернулись на сторону. Даже отсюда было видно, как шипели на раскаленном, обугленном железе капли не сразу сгоревшей в огне солдатской крови.

Сколько сидело в фургоне людей, и кто это был, теперь уже никто не скажет. На землю, на полыхающую огнем дорогу успели с первыми выстрелами выпрыгнуть двое. Первый солдат горел, объятый перекинувшимся на него пламенем. От боли он орал и, держа в руках единственный не горевший АКС, палил без разбора по кустам, откуда велась стрельба. Магазин его автомата не успел опустеть, как очередной разрыв превратил живого человека в черный, откинутый на обочину кусок мяса.

Второй успел броситься на землю. Он полз в укрытие, волоча по пыльной чеченской дороге полуоторванную ногу, еле державшуюся на лоскуте кожи. Кровь густой струей выплескивалась из раны. Обреченный молча, сосредоточенно полз, быстро перебирая локтями, но чья-то очередь настигла его еще на пути к укрытию, и он затих, прибитый к белой поверхности безумными в своей радости освобожденными пулями.

Изуродованный и заглохнувший, казалось бы, навсегда Т-80 неожиданно для всех дернулся. Башня, неловко мотнув израненной головой, с душераздирающим скрежетом начала поворачиваться в сторону атакующих, чем вызвала панические вопли в кустах зеленки. Пашка спиной почувствовал, как начали разбегаться боевики от того места, куда наводился огромный танковый ствол. Выжившим в своей братской могиле танкистам, или одному танкисту, удалось невероятное – горящий изувеченный монстр оглушительно рявкнул, словно старый, изодранный молодыми сородичами лев. Вокруг в секунду взметнулась горящая пыль, и танк заволокло в саже.

Пашка чуть не заплакал – выстрел оказался бесплодным. Видимо, чудом выжившие в танке не смогли по каким-то причинам точно навести прицел, и снаряд, вызвавший панику в рядах боевиков, пролетел над их головами, над вершиной склона, и умчался куда-то в те места, что отряд прошел еще днем, чтобы одиноко разорваться где-нибудь на покрытом изумрудной травой лугу.