– Гинек, – сказал я ему проникновенно. И стволом дедовой картечницы провел от горла к пузу. – Ты только глупостей не делай. Там у задней двери мой человек стоит. Рискнешь сбежать или еще чего выкинешь – пристрелит он тебя, как собаку. Пустит пулю в живот, вот прямо сюда, и будешь три дня мучиться, прежде чем сдохнешь. А деньги принесешь – мы уйдем, и все живы-здоровы останутся. Понял меня, рыба?

Франтик кивнул и ускакал, щелкая каблуками по паркету. А я остался наблюдать за залом. Рассматривал перепуганных людишек и размышлял. Последствия хорошего образования, такой грешок. Думаю, много.

Вот зачем они вообще живут? Какой смысл в их существовании? Я не как обвинитель спрашиваю – понять хочу. Сами-то они вот понимают? Жизнь же, как у белки в колесе, по кругу и без остановки. Утром встают и бегом на службу. В присутствии или вот как здесь, за конторкой, до темноты отстояли, и домой. Лет в двадцать пять девицу с такого же семейства мещанского в жены взяли, к тридцати уже детворы настрогали, а к пятидесяти удар или желудочная болезнь. Помрут – слова доброго про них никто не скажет. Даже дети. Те слишком заняты будут грызней за наследство. И вот какой смысл?

У работяги, положим, жизнь такая же точно, разве что темнее и беднее. Но у них выбора нет. А у этих есть! Они же в гимназии ходили, грамоте обучены. Должны же представление иметь, что жизнь – это не только беготня по кругу. Вот детьми были – неужто не мечтали о подвигах и приключениях? Почему выросли и сами себя на такое обрекли? Загадка!

Вернулся франтик и поставил передо мной на конторку тяжелый черный саквояж с латунными застежками.

– Вот, – выдохнул он устало. Торопился, видать. – Тут восемь тысяч. Больше в сейфе нет.

А мне больше и без надобности. Для моих задач и этого за глаза. Однако на всякий случай сделал страшное и недовольное лицо. Управляющий сразу зачастил, оправдываясь.

– Вы д-должны п-понимать… Наш б-банк мало работает с н-наличностью… Рас-счеты ведутся в основном в векселях, б-бонах и ценных б-бумагах!.. Об-беспечение оборота гарантируется…

– Не пыли, Гинек! – перебил я его. Не хватало мне еще слушать про обеспечение их сделок центральным имперским банком. – Ты хорошо справился. А теперь падай на пол и считай до тыщи. Умеешь до тыщи считать?

– У-умею! – кивнул тот.

– Вот и молодец! Как досчитаешь, вставай и беги легашей вызывать, а до этого лежи.

Послушный франтик бухнулся на паркет, а я, уже ко всем остальным обращаясь, крикнул:

– Все упали на пол и считаем до тысячи. Рожи от пола не отрывать! Ослушается кто – сразу пулю получит.

Как солдатики на учениях все присутствующие в зале попадали на пол. И начали считать. Вслух, вот потеха! А я спокойно вышел из банка и неторопливо двинулся к проулку. Фарт не подвел, и цурэк я провернул просто идеально. Теперь можно и уходить из города.

Только наобум действовать нельзя. Легаши, какими бы улитками ни были, а думать и действовать умели. Про налет на банк они узнают минут через двадцать, когда кто-нибудь из клерков добежит до ближайшего участка. И начнется облава уже по всем правилам: с перекрытием дорог, патрулями на железнодорожной станции и конными разъездами. С учетом их неповоротливости у меня был примерно час. И его я потратил с толком.

Добежал до свертка с одеждой. Забился в проулок и там, дрожа от холода, переоделся. Преобразившись из забитого жизнью и работой трудяги в мелкого чиновника. Переложил деньги из саквояжа в баул – нечего с приметной вещью таскаться. И в новом облике двинулся к вокзалу.

Я специально подгадал цурэк к вечернему поезду. Осталось только купить билет и покинуть провинциальный город за двадцать минут до начала облавы. А там сойти через три-четыре станции, несколько дней прожить в гостинице и потеряться для легашей. После чего уже можно будет ехать в столицу.