– Отлично, – улыбнулся он, видя, как мое тело размазалось по креслу, – теперь следуй за моим голосом. Я буду направлять тебя. Если сможешь – отвечай, нет – ничего страшного. Ты же впервые погружаешься в регрессию.

Он начал что-то медленно и протяжно говорить, раскачиваясь на табурете, язык казался мне отдаленно знакомым, но смысл слов я никак не могла уловить. Накатившаяся снежным комом сонливость не давала голове работать и пытаться анализировать. Все вокруг сплеталось в причудливые узоры, смешиваясь, подменяя окружающие предметы и исчезая, пока, в конце концов, не стянулось в мыльный пузырь, лопнувший на моих глазах. В нос ударили знакомые запахи костра из сырых бревен и грязных тел людей, не беспочвенно считавших меня ведьмой. Только все в этот раз оказалось ярче и реалистичнее, словно я не сон смотрела, а находилась там, в центре какой-то площади, название которой крутилось на языке, но никак не могло сложиться в слово. Впервые я услышала разговоры: люди шушукались, спорили, смеялись. На французском. Языке, который я так и не удосужилась как следует выучить. Но, несмотря на это, все понимала. Впервые в моем сне было что-то еще, кроме моих собственных ощущений.

Повязка по-прежнему закрывала глаза, а руки и ноги были плотно притянуты к столбу. Ох, как я пожалела, что мои ощущения были так остры в этот раз! Огонь, обычно жестокий и мучительный, теперь усилил свой натиск настолько, что мои прошлые кошмары показались детской сказкой на ночь.

Неужели мне предстоит сгореть? По-настоящему сгореть? И все из-за этого… Иоганн! Он засунул меня сюда, он же и может вытащить!

Я билась в агонии всем телом и кричала его имя, что было мочи, а в ответ на это вокруг только раздавался людской смех.

Сквозь сон я чувствовала, как чья-то странно теплая и нежная рука гладит меня по щеке. С усилием приоткрыв глаза, я обнаружила перед собой сидящего на корточках Иоганна. Вид у него был растерянный и виноватый.

– Попей водички, – он протянул мне стакан. – Ты вся горишь.

– Может быть, это потому что я действительно горела? – хотела прокричать я изо всех сил, но наружу вырвался только жалкий хрип.

– Никогда не видел такой реакции у обычных людей. – Иоганн потряс головой, словно пытаясь сбросить неприятные воспоминания. – Что там произошло?

– Этот долбаный костер! Только в миллион раз реалистичнее! Ты заставил меня гореть! До тех пор, пока я не потеряла сознание! Так работает твоя регрессия – засовывает в самый ужасный сон, который и не сон вовсе, и ты барахтаешься там, пока не умрешь?

– Обычно люди, – он понизил голос до виноватого шепота, – ничего не ощущают, а только видят картинку прошлого, и это помогает им разобраться в проблемах нынешней жизни. А ты… ты кричала так, что я думал, барабанные перепонки лопнут.

– Ах перепонки у него лопнут! – Смоченное водой горло вернулось к норме, и я смогла разойтись в крике на полную. – Бедняга! А я-то всего навсего горела заживо!

– Я помню, каково это, – он поморщился. – Прости. Этого не должно было произойти. Я думал, что ты перенесешься к гораздо более раннему моменту, и совершенно не понимаю, почему твое сознание не пускает душу дальше. Мы попробуем еще раз позже!

– Не буду я больше ничего пробовать! – Я вскочила на подгибающихся ногах. – Мало мне ночью кошмаров, мужа-психопата, так еще и ты со своими фокусами!

– Точно! – Иоганн ударил себя по коленям. – Муж! Все дело в нем.

– А он-то тут причем? Был моим инквизитором пятьсот лет назад или что?

– Хм… Об этом я не думал, все может быть. Но дело в другом. Твоя внутренняя боль сейчас настолько велика, что выстроила броню в попытках сохранить тебе психику. Наверняка есть что-то такое, какой-то момент, который напрочь стерся из твоей памяти и засел глубоко внутри, блокируя все потоки. Именно он и не пускает тебя дальше, зато каждую ночь возвращает тебя ко дню твоей смерти.