Схожие проблемы стояли и перед другими отраслями – добывающей и легкой промышленностью, машиностроением и транспортом. Решались они по сути дела аналогичными методами и при той же результативности. Государственная власть все активнее пыталась вмешиваться в хозяйственную жизнь с целью заставить промышленников работать вопреки их экономическим интересам. Но хаос только усиливался[139].
Распоряжения центральной власти исполнялись искаженно или не исполнялись вовсе. Да и следование этим распоряжениям со стороны отдельных предприятий отнюдь не гарантировало достижения намеченной цели: ведь центр, «спуская» задание, был неспособен учесть все конкретные обстоятельства его реализации. Промышленники не без основания утверждали, что появление новых «централизующих инстанций», которые задумываются правительством и пытаются «охватить все многообразие жизни на местах» создает лишь «новый тягостный источник трудностей».
В такой обстановке речь все чаще заходит о введении государственных монополий на хлеб, уголь, нефть, сахар, хлопок[140]. Правда, многие экономисты и общественные деятели, верившие в эффективность подобной меры, подчеркивали, что она может быть проведена лишь правительством, пользующимся в стране доверием.
Итак, в годы Первой мировой войны в России оформились и столкнулись два принципиальных подхода к решению проблем народнохозяйственной координации и организации: или через усиление административно-распорядительных функций государства, или через взаимодействие различных государственных, производственных и общественных структур, предполагающее приоритетное значение неадминистративных методов и минимизацию прямого вмешательства властей в сложные процессы функционирования рыночного механизма[141]. Их альтернатива во многом предопределила весь ход дальнейшей теоретической дискуссии и практики хозяйствования.
3.3. Внедрение плановых начал: теоретические постановки и практические рекомендации
В годы Первой мировой войны внимание многих экономистов, придерживавшихся различной идейно-политической ориентации, все чаще стали привлекать общие вопросы планомерного урегулирования всего народного хозяйства. Мотивировалось это не только и даже не столько сложностями военного времени, сколько необходимостью осуществления глубоких экономических преобразований, без которых будущее России выглядело печальным. Авторы различных проектов критикуют разрозненные попытки регулирования отдельных отраслей, подчеркивая важность обеспечения подлинного единства при проведении государственной политики.
Такие постановки выводили дискуссию на новую орбиту, намечая линии будущего развития теории и практики централизованного управления народным хозяйством. Тем более что уже в 1915–1916 годах прослеживается появление двух совершенно различных подходов к пониманию самого существа встававших задач государственного регулирования экономики: как контуров экономической политики (ее инструментов, механизмов) и как расписания деятельности отдельных секторов и предприятий, увязываемых в единое целое. На начальном этапе их различие могло проходить незамеченным, не было никакой явной полемики между их сторонниками. Возможно, кому-то они представлялись даже совместимыми, друг друга взаимно дополняющими. И только тяжелый опыт последующих десятилетий позволяет увидеть глубокий антагонизм этих двух линий и неизбежность острой борьбы между ними впоследствии. Сказанное не может быть опровергнуто отдельными примерами переплетения этих подходов в работах одного и того же автора.
Одна линия нашла свое отражение в работах экономистов, стремившихся выработать концепцию экономической реформы, которая позволила бы быстро залечить нанесенные войной раны и динамично развиваться в условиях мирного времени. Речь шла о коренном обновлении национальной экономической политики, о координации и согласовании интересов различных политических и хозяйственных сил и сосредоточении их на достижении общих целей. Плановая тема звучит здесь как задача разработки плана реформы и определения места плана в реформе.