В подобных спорах мы видим восхитительное смешение научных аргументов и жажды уверенности в спасении, испытываемой простым народом. Порой на первый план выходил сложный университетский язык, а в других случаях ученых затмевали обычные христиане, желавшие выразить свое стремление к божественной благодати и свои отчаянные поиски любви Божьей – через Мессу, через Крест, через образ Матери, кормящей сына грудью или горько плачущей над его распятым телом. Примерно с начала XV века мирянам стали давать освященные на Мессе облатки чаще, чем было принято на протяжении тысячелетия; этому, в частности, способствовали труды Жана Жерсона, великого французского богослова и ведущего академика. Другие считали, что столь частое причастие станет угрозой для благоговейного чувства и предпочитали причащаться, как и раньше, только раз в год, а прежде всего стремились обрести милость Божью в общих и частных молитвах. Если взглянуть на то, в какой мере это затронуло общую литургию, то предполагают, что за полвека, прошедшие с 1450 года, в любой крупной церкви в Англии к общим богослужениям добавились в среднем три новых торжества [25]. Миряне требовали от духовенства все более подробных рассказов об их Спасителе и о его Матери, о которой библейские повествования поведали так немного, – мы уже отмечали, что даже имя ее матери пришлось искать в других источниках. Духовенство, в свою очередь, сделало все возможное, чтобы заполнить пустоту своей проповедью, в чем помогали назидательные легенды, расширившие библейские нарративы. А кроме того, служители Церкви поощряли простых мирян обращаться к своему воображению – конечно же, только частным образом и в рамках одобренных молитв.

Преобладавшей формой выражения набожности у мирян в XV веке был интроспективный, связанный с глубокими переживаниями и основанный на творческом воображении способ обращения к Богу, известный как «новое благочестие» (Devotio Moderna). У этого пути была ярчайшая отличительная черта: к вершинам (и глубинам) впечатлений, которые он даровал, могли стремиться – точно так же, как к совершению паломничеств – и миряне, и духовенство. Один из первых великих приверженцев «нового благочестия», голландский богослов XIV века Герт Гроте, был простым диаконом. Некоторое время он провел в картезианском монастыре недалеко от Арнема, а потом отправился с проповедью по Нидерландам и основал свою неформальную общину в родном Девентере. После смерти Гроте эта группа приняла облик религиозного ордена, «Братства общей жизни». Орден широко распространился в Центральной Европе; в него входили фигуры такого масштаба, как писатель-мистик Фома Кемпийский, философ и богослов Габриэль Биль и будущий папа Адриан VI.

Впрочем, движение Devotio Moderna никогда не было исключительно церковным. Даже официально организованное «Братство» отговаривало прихожан принимать духовный сан, и при этом передало свои сестричества и ряд общин под управление местных городских корпораций, а не церковных властей [26]. Примечательно, что супружеские пары и, конечно же, их дети могли на равных правах вести эту набожную жизнь. Этос «нового благочестия» проник в умы тех, кто относился к своей религии серьезно. Он открывал для мирян путь к развитию личности, прежде доступный лишь представителям духовенства – которым, как полагали, было намного проще достичь вершин, – и предоставлял им план действий, позволяющий упорядочить помыслы и жизнь и кратко выраженный в названии прославленного религиозного трактата Фомы Кемпийского «О подражании Христу». И хотя заявления о подобном могли смутить и даже внушить страх, но ревностному поиску путей, позволявших приблизиться ко Христу, содействовали всевозможные проявления благочестивой жизни. Этот поиск не ограничивался верой, предназначенной только для тех, кто был умен или красноречив.