Не успев отойти от этих мыслей, ему на глаза попались ребята-актёры, как он их ласково называл. Эти люди – интернет-поколение, поколение моды или как их правильно обозвать – выглядели чрезвычайно занятно – подвороченные джинсы в 5 градусов тепла, широкие куртки. Порой вычислить возраст девочки или парня можно по тому, как они одеваются; отсюда понятно, на какие странички они подписаны, можно даже предугадать, как они общаются и что их интересует. Как правило, эти ребята – погружённые в поиски себя и нарочито стремящиеся это продемонстрировать, снижая тем самым важность этого поиска. Снаружи они романтизировали страдание и одиночество – и это красиво.

«Трагедия – чем не явление прекрасного? – мысленно соглашался Евгений. – Особенно если принять тот факт, что я и сам – псевдострадалец – один из них, – мысленно усмехнулся он, откровенно не понимая сочетание в них, наряду с романтизацией, в общем-то, вечных, пусть и страшных вещей, такие аспекты, как поклонение кроссовкам, странной одежде и специфической музыке. – Интересно. Они такие грустные, что даже смешные; спрятались в себе, как любопытный грызун в норке. Казаться – важнее, чем быть, оттого, что люди мыслят образами, сами того не подозревая? "Я – одиночка, замкнутый и хамоватый интроверт"; "Я – лидер и центр внимания". Казаться – вот что сегодня, как, похоже, и сотни лет назад, имеет важнейшее значение для определения человека».

Евгений прошёл мимо пустой библиотеки. Вернее, не совсем пустой, заглянув в неё, он увидел в ней дедушку в рыбацкой куртке, облизывающего палец перед тем, как перевернуть страницу.

«Брр, – прошипел про себя Евгений и подумал: – Почему там никого нет? Выбрали бы те ребята вместо часа прохлаждения на улице десять минут с книжкой, хотя бы ради фотографии. А за кофе вон очередь стоит».

Вздохнув, он решил пойти дальше, и, чтобы продолжить рассуждать, он купил себе стакан капучино и двинулся дальше по улице. На глаза попалась парочка пьяниц.

– Какая мерзость! – мгновенно отреагировал парень. Зачем, ну зачем столь гадко вклиниваться в отлаженный городской организм. Такие люди – словно вирусы в здоровом теле, которые надо лечить, причём максимально жёсткими методами.

А путь его между тем перевалил за экватор, и город, словно понимая, что его урбанистическая часть должна оборваться и пора бы сменить внешний облик, перекрасился в цвета старины. Так, в секунду вместо броских современных и, пожалуй, уже классических советских построек на пейзаже стали появляться витиеватые фасады исторических зданий, которые словно обретали новую жизнь на контрасте с современными. Пожалуй, благодаря им город сохранял свой интересный, в некоторой степени загадочный мир, колористика которого не могла наскучить. Евгений наблюдал за тем, как он переходит от двадцать первого века в двадцатый, а потом и в девятнадцатый.

На мыслях о постройках мимо пронеслись люди на сегвеях.

«Зачем? – про себя бросил Евгений. – Прогулка должна быть пешей, иначе какая же это прогулка? Или это я старомодный… И всё же иногда технологии рушат романтику».

Спустя несколько десятков шагов туч уже не было, их разогнал холодный ветер – переменчивая осень!

На площади близ его местоназначения город вновь запестрил контрастами. Напротив музея, который словно старый и добрый старик звал к себе, чтобы рассказать историю своей жизни, стояло величественное здание суда: молодой и серьёзный человек, поглядывающий в спешке на часы. Тут Евгению пришлось свернуть. Но не задержать взгляд, чтоб напоследок вдохнуть две эпохи, обнятые осенью, было бы эстетическим преступлением. Они потрясающе контрастировали при помощи мастерских мазков осени. В этом что-то было, и было это превосходно!