Сказал и исподлобья, хмуря лоб, смущенно посмотрел на бабу Надю.

– То есть ты хочешь сказать, этой самой «влиятельной особой» буду я? – опешила та.

– Ну… вроде того.

– Учудил ты, Паша.

Надежда Прохоровна гордо распрямила плечи, вздохнула и уставилась в ветровое стекло.

– Обманывать вам не придется! – быстро заговорил Архипов, хорошо понимая недовольство прямой, как жердь, пенсионерки. – Мы никогда не называем ни имен, ни должностей своих гостей. Махлаков просто знал – в номере по соседству будет жить еще одна женщина. Он был предупрежден.

– Понятно, – меняя выражение лица с крайне недовольного на просто хмурое, кивнула баба Надя. – Притворяться, Паша, я не люблю. Не обучена.

– Так и не надо! – обрадованный несильной переменой в настрое пожилой сыщицы, заговорил Архипов. – Я бы никогда вас об этом не попросил. Для персонала я представлю вас своей тетушкой, прочим – нет дела, кто вы, что вы… В кругах, к коим принадлежат владельцы холдинга и наследники, скорее всего, привыкли к соблюдению приватности, инкогнито. Никто не будет приставать с расспросами, если вы сами не пожелаете чего-то объяснять.

– А персоналу почему сказал, что я тетушка?

– Я не хочу, чтобы наши встречи или разговоры у кого-то из работников вызывали удивление, – прямодушно ответил Палыч и усмехнулся. – Вы ведь не откажетесь вечерком с «племянником» чаю выпить и поболтать?

– Не откажусь, Паша, не откажусь, – в ответ улыбнулась Надежда Прохоровна и мысленно укорила себя за непонятную, откуда взявшуюся привередливость: когда в прошлом ноябре они с Палычем познакомились в «Сосновом бору», там она сама представилась «тетушкой» Виталика Мусина, хотя не была тому Виталику даже хорошей знакомой.

Пал Палыч, судя по улыбке, об этом факте тоже помнил.

Номер Надежде Прохоровне достался прямо-таки царский. Из двух просторных комнат, оклеенных так называемыми «шаляпинскими» обоями разных тонов, с золоченой мебелью на гнутых ножках, с зеркалами, бра, к тому же и с балконом. По ванной можно было танцевать. В коврах нога по щиколотку вязла. На низеньком столике ваза с фруктами, цветы – живые! – и шампанское в ведерке.

Сказать по совести, на несколько минут пенсионерка Губкина сконфузилась и онемела. Протерла подошву чистых сапожек о порог, прошлась по комнатам, сходила на балкон и к ванной – годовалый слон утонет, только булькнет. Пощупала обивку кресел, провела пальцем по золоченым мебельным завиткам… Н-да, в такие-то покои с детишками не больно-то и поселят. Детишки тут и шелковые подушечки, и кисти на портьерах, и статуэточки фарфоровые к делу мигом оприходуют…

Архипов с улыбкой наблюдал за «тетушкой», на лице которой явственно прочитывался сакраментальный для подобных случаев вопрос: «И во сколько же, люди добрые, мне эта красота влетит?!»

Не лишним будет вспомнить: по меркам своего двора Надежда Прохоровна считалась бабушкой зажиточной. Лет пять назад получила в наследство от двоюродной сестры квартирку в центре Питера, при помощи совестливых риелторов продала ее успешно и копейки до пенсии не считала.

Но «президентские» номера в бизнес-отелях – это вам не на такси с рынка доехать, мешок картошки привезти… Не крендельки-кон-феты-тортик соседке-бюджетнице на чаепитие принести. Не филеем любимого котика угостить…

Тут шик ненужный. Красота в копеечку. Нечто классовое в душе вопит и протестует – буржуи, морды сытые!

Но, не кривя душой, – прелестно. А деньги, как сама не раз говаривала Софе, в гроб с собою не положишь.

Надежда Прохоровна расправила сведенные робостью плечи, гоголем прошлась вдоль зеркала, стеклянной горки с хрусталем, береточку поправила… Эх, Софу бы сюда! На эдакой постели места хватит и еще останется, чтоб пятками не стукаться!