– Это не совсем сон, скорее, глубочайшая, не имеющая прецедентов, медикаментозная кома, – отметил Севастьянов. – Во время анабиоза все процессы жизнедеятельности замедляются, следовательно, развитие вашей опухоли и ее негативное влияние на организм в том числе. Пока же вы будете получать необходимое количество лекарств, призванных улучшить состояние. Наши ученые разработали препараты, которые буду вводить непосредственно в участки, наиболее поврежденные опухолью. В вашем случае – это мозг.

Прикольно. И кем я стану, если переживу эту сомнительной реальности процедуру?

– Не беспокойтесь, память и личность, в теории, должна полностью сохраниться, – заметив мой скепсис, тут же заявил мужчина.

– В теории?

– Это все же экспериментальная программа, Вероника Семеновна. Не стоит забывать об этом. Равно как и о том, что, возможно, это – ваш единственный шанс.

– А что потом?

– Потом – что хотите. Я имею в виду, что при успехе вы сможете вернуться к нормальной жизни. Не сразу, разумеется, предстоит пройти необходимые обследования, период реабилитации.

– И на сколько меня усыпят?

– Это зависит от степени текущей болезни. Но, думаю, не больше года.

Год… Выкинуть из жизни двенадцать месяцев, отдавшись в руки ученых, стать подопытным кроликом, иначе не скажешь, чтобы получить иллюзорный шанс на существование? Хотя, о чем я вообще думаю? Если взамен мне дают пусть мифическую, но все же возможность жить дальше так, как я сама захочу. А я хочу? Хочу ведь?

Внезапно показалось, что весь мир лежит у моих ног, стоит только нагнуться и подобрать.  Если бы не дурацкая шишка где-то на сером веществе, так мешающая строить планы, я бы точно взяла себя в руки и всем бы показала, кто такая – Вероника Пономарева! Что там говорят «мудрые люди» в соцсетях? Не можешь идти к цели – ляг в ее направлении? Кажется, это мне и предстоит, если собираюсь выжить.

– Я могу подумать? – спросила на всякий случай, в глубине души уже понимая, что согласна.

– Конечно, такие решения не принимаются моментально, я понимаю вас. Однако не тяните с ответом, – доктор улыбнулся чуть виновато.

– В каком смысле? Набор на ваши опыты скоро закончится?

– Не в этом дело.

– А в чем? У меня мало времени?

– У вас его нет.

Глава 2. Пробуждение

Белый свет пробивался сквозь веки ослепительным маревом, обжигал глаза, рождая желание прикрыть лицо руками, а еще лучше, скрыться от его источника, спрятать голову и больше никогда не высовываться наружу. Безумно хотелось пить, будто последние годы бродила не по северной столице, а настоящей Сахаре, жуя на завтрак, обед и ужин исключительно песочное печенье и приторно-сладкий зефир. Жажда была настолько сильной, что нарисовала перед мысленным взором картину: в виде мумифицированного скелета. На лице, облепленном тонкой кожей – огромные карие глаза и широкий рот, острые скулы, ниже торчат выпирающие узкие ключицы. Единственной приметой, по которой можно догадаться, что это все еще я – татуировка в виде трех лилий, обвивающих правое запястье.

Осознание самой себя выстрелило в мозги так резко, что виски заломило. Яркий калейдоскоп жизни пронесся сумбурными картинками, все двадцать девять лет уместились в один миг. Вот я иду по серой новенькой брусчатке к зданию своей первой школы, крепко держась обеими ладошками за папину и мамину руки, и жутко горжусь огромным красным бантом на макушке. Вот Стасик из десятого класса приглашает поболтать после уроков в ближайшей кафешке, и так мило краснеет, что просто невозможно не улыбаться. Вот маленький брат с зареванным лицом забирается на колени, жалуясь на парнишку из садика, и рассказывает, что уже напугал его своей грозной старшей сестрой. Тетя Маша дрогнувшим голосом говорит, что самолет рухнул в Финский залив, не долетев всего считанные километры до посадочной полосы. Альберт нежно проводит большим пальцем по губам и наклоняется за долгожданным для нас обоих поцелуем…