Я постоянно мечтал о девушках (их список был бесконечен) и мечтал не только обладать ими, но и постичь этих небесных существ, которые не ходят, а парят, не говорят, а воркуют и т.д. Я начал рисовать, сочинять стихи, вести дневник, и играть на гитаре (называется малый школьный набор), но это не помогало…
Помогло жаркое лето, отдых у бабушки, пляж и низкая социальная ответственность у местных девиц. Девушки там были особенные: смелые, открытые с наливными розовыми щеками и круглыми коленками. Были у них конечно и недостатки, которые в основном выражались в неумении правильно ставить ударения, окающий говорок и проскакивающий матерок, но все это и многое другое компенсировалось расстегнутой кофточкой, короткой юбкой и привычкой прижиматься ко мне невзначай.
В связи с этим когда я первый раз забирался на «Эверест» меня никто не спрашивал, меня просто имели, но истинно мужские задачи я должен был решить исключительно сам, а именно: разобраться с завязанным узлом маминым (видимо) лифчиком и я эту преграду, этот «Рубикон» преодолел с честью (правда тужась и фыркая как конь)…
После летнего приключения у меня изменилась осанка, отношение к жизни и женщинам, появился ничем не обеспеченный цинизм и широта взглядов, мне вдруг показалось, что женщины не только доступны, но и просты в обращении, и их желания совпадают с моими, только имеют другой знак. Женщины стали мне понятны и вместе с тем потеряли тот ореол загадочности, недоступности и, пожалуй, божественности! Все виделось мне простым и обыденным.
Жизнь не преминула меня проучить, когда произошла история с забеременевшей от меня одношкольницей (еще и младше меня на класс). Уголовная составляющая меня тогда мало волновала (а кстати, зря), но вот сломанная, по моему мнению, жизнь отягощала мои взгляды на будущее.
Беременность оказалась тривиальной задержкой (радости моей не было предела), но выводы я сделал кардинальные, понял, что не все так просто, что за все надо платить и мера ответственности за свои половые поступки может быть тяжела.
Довольно длительное время я действовал осторожно, был аккуратен в отношениях и в них появился приходящий с возрастом и опытностью лоск и отточенность в движениях. Эта отточенность не была предметом тренировки, я не воспринимал близость как спорт (чего греха таить среди нашей братии таких орлов было предостаточно), я затачивал себя как ланцет, как предмет действия, повышая свою чувственность и готовность к наслаждениям.
В отношениях между полами был у меня недостаток, исправить который мне было не суждено – я всегда играл всерьез. Каждым отношениям я присваивал степень искренности и требовал от партнера ответных превенций и сам старался их выдавать. Гораздо позже я понял, что равноправных отношений в природе быть не может, всегда существует перекос в ту или иную сторону.
Девушки в этом смысле, своими поступками, меня окончательно сбили с толку – они истово требовали к себе внимания (почти ежесекундного) и любви, при этом умудрялись спать с другими парнями, а когда ситуация с адюльтером вдруг всплывала на поверхность, плакали, ругались (на меня), умоляли, оскорбляли и уговаривали все забыть (в этот момент всегда забывал спросить о чем шла речь – об отношениях или о факте измены) и все это они делали одновременно.
По прошествии длительного времени, после целого ряда отношений и губительно длинных и тяжелых расставаний, я вывел для себя формулу которая умещалась во все жизненные обстоятельства и во все стили поведения женщин, звучала она так: я женщин не знал, не знаю и знать не буду… Выглядит как отчаяние и пораженчество, но зато отсекает путь к поискам, метаниям, отчаянным попыткам постичь и глубоким разочарованиям…