Каждый раз приходя утром в мастерскую я всегда внимательно осматривался, пытаясь найти подвох в знакомых вещах, осторожно наступая на каменный пол и осматривая холсты и краски. Свет только начинал проникать в узкое длинное помещение, причудливо играя на предметах и эта игра, всегда возбуждало мое воображение, я пытался присвоить каждой тени свой образ, позднее я использовал это в своих картинах, дополняя фоновые пейзажи этими муаровыми тенями. Меня очень привлекали животные, я делал сотни эскизов одного кота в разных положениях, стараясь уловить все нюансы его движений, и конечно лошади – их я рисовал с упоением и во множестве.

Тяга к точности изображаемых мною персонажей привела к тяге изучения строения тела человека и животных, так я стал изучать медицину, мои соученики смеялись надо мной, но после того как я несколько раз поправил их наброски, смех прекратился и пришло молчаливое уважение, они еще продолжали подтрунивать надо мной, но уже скорее по привычке и еще одно – из их шуток ушла злость и желание унизить.

Не меньше, чем рисованием я занимался скульптурой и вдруг выяснилось, что прежде, чем стать скульптором, надо стать механиком и инженером. Когда я лепил маленькие, размером с ладонь фигурки или бюсты, проблем не возникало и то иногда они отказывались стоять прямо, когда же размеры скульптур увеличились до реальных пропорций, стало понятно, что без расчетов делать тут нечего, а в случаях, если материалом была глина – без каркаса не обойтись. Вот эти-то каркасы мне приходилось рассчитывать и строить, а посему пришлось заняться в том числе и архитектурой.

Грустно и несколько трагично расстался я со своим учителем Андреа дель Верроккьо. Он много лет посвятил моему обучению, но до последнего считал меня подмастерьем (звание далеко не уничижительное – у него в мастерской работал сам Боттичелли), многие продолжали работать с мастером, потому, что он был знаменит и получал заказы от многих знатных домов Италии. Это были денежные заказы, получить которые, молодым мастерам было не суждено. Мастер же иногда позволял выполнить часть работы своим ученикам, при этом упоминал о них перед заказчиками, и это было лучшей рекомендацией.

В то время мастер взялся за выполнение заказа «Крещение Христа» (Battesimo di Cristo) и по началу, он исполнял его самостоятельно, не поручая его никому, а особенно мне – он знал, что я не очень набожен и отношусь к религии скорее как к традиции, чем как к основе цели полагания человека. Но со временем он то ли устал, то ли тема перестала его привлекать и вдохновлять, заключительная часть написания холста задерживалась и скажу больше – откровенно не получалась. Вся левая часть картины находилась, в каком-то хаосе воплощений, постоянно переделывалась, менялись герои и мотивы, но законченности ни в смыслах, ни в изображении добиться так и не удалось.

По истечению какого-то времени мастер сделал попытку передать полотно своему любимцу Перуджино, но результат был тот же – много техники и красок, но нет картины. Я начал замечать, как мастер начал задерживаться допоздна, а потом начал приходить пораньше, а затем просто пить….

Однажды утром, с одуловатым после вечерних возлияний лицом он зашел в мастерскую, посмотрел на ненавистное полотно, и сказал:

– Леонардо (он называл меня полным именем, только в минуты настоящего раздражения), я уеду на день или два принять морские и солнечные ванны, надо подлечится, поправить здоровье, отвлечься наконец, – немного помолчав и в задумчивости пожевав губами, он продолжил, – ты знаешь я взял заказ на картину евангелического содержания, а у меня сейчас много работ и забот попробуй заполнить левый край по своему усмотрению, посмотрим есть ли у тебя вкус и стиль…