Она говорила, что это ее друг.

Знаем мы таких друзей…

Сеансы длились в течение недели, с каждым разом становилось все легче. Дома обтирались заговоренной водкой. Мясо после ритуала скормили бродячей собаке. Туйка спросила Санька:

Как ты думаешь, собачка умерла?

Наверное.

При последней встрече Фаридэ сказала, что сразу все не пройдет. Для закрепления «эффекта» нужно бежать из города, куда подальше.

А работа?

А вам что дороже работа или семья?

Расставание с Николаем Петровичем было тяжелым. Но как ни странно, он понял.

Место нашлось в пригороде. В районной больнице. Уровень, мягко скажем, средний. Тяжелых пациентов возили в город. Блестящему ординатору были рады. Удивлялись, что привело ученицу самого Осинского в их захолустье. Санек смог бы прижиться и на луне. Жизнь налаживалась. Построили дом, сменили машину. Туяша родила красавицу-дочку. Родители Туяши жили в степной долине. Сена было всегда много. Поэтому Санек ездил помогать старикам в пору жатвы. По доброте характера Санек вызвался подсобить одинокой бабе. Разгульной, веселой и доступной. «Отчетливо прослеживается определенный сексотип» – заметил бы австрийский психоаналитик. «О времена, о нравы!» – воскликнул бы классик. А Туяа, как врач, констатировала бы: «Рецидив».

PS. А собачка все-таки сдохла…

– Мам, ну куда ты собралась? Без знания английского тебе придется тяжело.

– А как же мои курсы экспресс-подготовки? – откликнулась Людмила.

– Не смеши: My name is…. «How march is it? and where is it situated?»

– Ее звали ехидна, – сказала Мила и крепко прижала свою девочку к себе. Немного погрустила и выдала: «Где наша не пропадала», – и засмеялась настолько заразительно, что мама с дочкой так и хохотали еще полчаса.

На волне очередной эмиграции Людмила Дамбаева, как и многие другие, собралась за границу. На заработки.

Наши соотечественники потянулись, кто в Европу, кто в Америку, а кто и в Корею. В общем, как в поговорке: рыба ищет, где глубже, а человек – лучше».

Их не смущало, что дипломы, выданные на территории Российской Федерации (или СССР), признавались недействительными, не пугало отсутствие элементарной медицинской страховки, и самое главное – незнание языка. Важным было то, что зарплата была в иностранной валюте. При переводе этих денег на наши рубли можно было жить. «На зарплату медсестры не разбежишься. А тут все-таки шанс. Тем более любимой дочери Ляле через несколько лет поступать в институт, – рассуждала Мила.»

Но опасения, конечно же, были. Людмила была хронической неудачницей. Неплохо училась в школе – в институт не поступила. Вышла замуж за приличного человека – тот через год убежал, не выдержав трудностей быта.

Воспитала хорошую дочь, но с возрастом, та отдалялась от матери все дальше. Так что терять нашей Людмиле особо было нечего.

Кроме того, в ней всегда жила надежда на лучшую жизнь, на право быть любимой и, наконец-то, обрести долгожданную независимость. Не подчиняться обстоятельствам, а сломить их, обернув в свою пользу.

Сколько ни отговаривали ее родственники и друзья – она была непреклонна.

Провожали Милу всей семьей: мама, братья и дочь, из аэропорта Москвы.

– Ну что, присядем на дорожку. Все в полном молчании расселись кто куда.

– Не поминайте лихом. Даст бог – свидимся, – проговорила Люда.

– Доча, ну, что ж такое говоришь-то, – всхлипнула Милкина мать.

– Ну, развели сырость, как только приземлюсь – позвоню. За Лялю отвечаете головой.

Конечно! Конечно! – откликнулись родственники.

«Пассажиров, отправляющихся рейсом „Москва – Брюссель“, просим пройти на регистрацию», – прозвучал металлический голос авиадиспетчера.