Мама ответила что-то совсем тихо.

– Ты снова тяжела другим дитем, поэтому, когда он достаточно окрепнет, я сам отведу его…

К концу весны у меня появилась маленькая постоянно кричащая сестренка. Кроме того, я достаточно набрался сил, чтобы двинуться с отцом в долгую дорогу. И по правде говоря, я был рад покинуть наш дом, что бы в дороге, наконец, выспаться. По пути в Кумран, мы планировали навестить мамину сестру Елизавету, жившую в Вифлееме, с мужем и сыном – моим двоюродным братом.

Долгая дорога представлялась мне каким-то новым, увлекательным приключением. Наш путь пролегал по оживленному маршруту, на котором кого только не встречалось, попадались калеки, ковылявшие за подаянием и прокаженные. При виде согбенных фигур, закутанных с ног до головы в грубую, дешевую ткань, отец переводил меня на другую сторону дороги.

– Если не хочешь, что бы у тебя лицо стало, как львиная морда и страшно заболели, а потом отвалились пальцы, – говорил мне папа, – Держись от таких, подальше!..

Также мы выдели торговцев разным мелким товаром с большими мешками и разноязычных ремесленников со своими громоздкими инструментами на тележках. Попадались и воины с длинными копьями и прочными щитами за спинами. Но больше всего на дороге было людей с детьми, нагруженных узлами и корзинами, изможденных и уставших, словно они пришли сюда с другого края мира. Среди них совсем не встречалось взрослых мужчин, женщины и подростки тащили волокуши со своим нехитрым скарбом, и часто поверх кучи тряпья сидели младенцы или лежали дряхлые старики.

– Пап, а куда идут эти бедные люди? – спросил я у отца, – У них, что совсем нет своего дома?

На что он, помрачнев, процедил сквозь зубы.

– Проклятые мытари7!..

– Эти люди все мытари, да? – спросил я его громко через некоторое время.

Проходившая нам навстречу женщина с волокушами повернула, искаженное злобой лицо и, бросив волокуши, крикнула мне.

– Замолчи, маленький глупец! А ты, – обратилась она к моему папе, – Научи, наконец, своего заморыша правде! А лучше, отведи его на рабский рынок в Цезарию, где, продав его, ты, быть может, сможешь выкупить моего мужа и старшую дочь!..

Зарыдав, она поволокла дальше оглобли от повозки с привязанными к ним перекладинами, на которых среди наваленных тряпок сидели двое годовалых младенцев, которых поддерживал тощий оборванный паренек, злобно сверкнувший на нас глазами.

Отец мрачнее тучи отвел меня на обочину, присел передо мной и, глядя в глаза, сказал.

– Слушай, Эмил! Если ты не знаешь о чем-то, тем более о людском горе, то не смей говорить вслух, что первым взбрело тебе в голову! Понял?

Я только испуганно кивнул ему головой…

– Запомни одно, – продолжил отец, – Мытари, это зло! Многие добрые люди теряют из-за них все нажитое, а некоторые, даже жизнь и свободу…

А однажды, нам попалась кавалькада странных всадников в шлемах, блестевших на солнце, с разноцветными гребнями на макушках и в пурпурных, наверное, очень дорогих, плащах, развевавшихся за ними на скаку.

– Ромеи… – прошипел отец в негодовании, отступая перед ними с дороги.

…

Наконец, в канун великого праздника Хаг-Шавуот8, мы пришли в Вифлеем! Нас радушно приняли в доме моей тетушки Елизаветы (маминой старшей сестры) и ее мужа – почтенного цадукея9 Захарии.

– Как вы дошли, была ли легка дорога? Как мой ненаглядный племянничек, не сильно устал? – приветливо встретила нас Елизавета, указывая слугам, что бы разули и подали воду с полотном.

– Привет, я Йоан! – протянул мне руку мальчик примерно моего возраста.

– А, познакомься со своим двоюродным братом, Эмил. – Подбодрил меня отец, вытиравший себе ноги.