, куда-нибудь, например, в Кесарию палестинскую, ведь я, Ваш покорный слуга, хоть и не патрицианского рода, но всегда добросовестно выполнял Ваши поручения. Надеюсь на Вашу безмерную милость.

Фламин Феба33 – Квинт Максимус.»

– Ты снова что-то пишешь? – две изящные ручки обвили широкие плечи, склонившегося над столом мужчины.

– Да, милая… Мне сообщили, что я должен покинуть твою страну. Я пишу, чтобы меня оставили здесь, рядом с тобой, еще ненадолго… – он накрыл девичью кисть своей ладонью, повернул бритое лицо к ней и виновато улыбнулся.

– Но… Но, я тяжела от тебя… – она отпрянула от него и умоляюще сложила красивые руки на девичей груди, ее лицо выражало неподдельный ужас.

– Не бойся! Ты понесла не от меня, а от бога, которого я впустил в себя! Кроме того, если не ошибаюсь, ты принадлежишь к древнему роду. Твои соплеменники не посмеют причинить тебе зло!..

Бритое лицо мужчины осветилось улыбкой. Он приблизил ее к себе и крепко поцеловал в губы.

«Квинт Максимус! Запомни этого иноземца…», – сказал мне кто-то невидимый.


Отец был вне себя от гнева! Его седая борода топорщилась в разные стороны, глаза яростно сверкали, казалось, сейчас они вылетят из глазниц, как камни, из пращи.

– Как ты могла, дочь?! Что ты наделала? Ты понесла от язычника! По доброй воле!.. Какой позор! – отец в бессилии рухнул на единственный табурет у стола и опустил голову.

– Ты хоть понимаешь, в какую ситуацию мы с тобой угодили?! Такой позор для нашего уважаемого рода! Храм разграблен такими же язычниками… Люди перестали приносить жертвы в Доме божьем, у меня никто не покупает цыплят и мышат – нам скоро нечего будет есть… Что нам делать с этим ребенком?.. Что?! – отец поднял обреченный взгляд.

– Твоя старшая сестра Елизавета могла бы помочь с твоим замужеством… А теперь?! Что нам делать теперь?.. – вторила отцу мать, стоявшая, до того, в стороне, – Кому ты будешь нужна?..

Девушка, не в силах больше выносить родительские причитания, закрыла лицо руками и бросилась в свою комнату, и там, упав ничком на соломенную лежанку, предалась своему горю.

Голос матери вернул ее из легкого забытья, в которое она провалилась от слез.

– Мы подумали с отцом… – она присела рядом, – Тебе придется спрятаться до разрешения от бремени… Мы надеемся спрятать тебя в общине ишеев…

– Где тебя заставят работать с утра до ночи и прикасаться там к твоему телу побрезгуют! – послышались крики отца из соседней комнаты, – Какой позор!.. Что ты наделала!?!

– А после родов, ишеи охотно оставят этого ребенка у себя, и ты сможешь вернуться домой. Бедная, моя девочка… – дрожащая мамина рука, не переставая гладила ее по волосам.


***


– Мириям, сестричка, я так давно тебя не видела! – тонкие пальцы Лизы, с накрашенными хной, по последней ромейской моде, ногтями мягко обхватили запястья Мириям, но та старательно отводила взгляд от счастливых глаз сестры и даже попыталась высвободить свои руки.

– Что с тобой, милая моя, Мириям? – разволновалась Елизавета.

– Ты… ты… – Мириям готова была разрыдаться.

Все обидные слова, которые она приготовила для сестры, превратились в тихие всхлипы.

– Пойдем скорей к Храму, тебе надо обязательно помолиться Ему, – Елизавета властно повлекла свою младшую сестру к ступеням, где была женская половина.

Мириям хотела скорей рассказать Елизавете о том, как коварно поступил с ней ромейский жрец, с которым она ее познакомила, но та не дала ей и рта открыть.

– Молись, Мириям, и Он обязательно поможет тебе, как помог мне и Захарию! – щебетала Елизавета, словно весенняя птаха.

Елизавета накрыла голову покрывалом и опустилась на колени перед ступенями Храма, а затем потянула к себе Мириям.