У меня даже не нашлось слов, чтоб начать разговор. Эта яркая девчонка с таким красивым именем— и в такой дыре. Она словно не на своем месте, эти стены, изношенная мебель — это все не ее мир. Если еще учесть, чья она дочь, хотя я не знаю всей истории ее отца.

— Почему ты Майер, а не Ткачева?

Ее плечи вздрагивают от вопроса, но она не поворачивается, открывает форточку, тянется к сигаретам на подоконнике. Щелчок зажигалки, табачный дым тонкой струйкой, медленно поворачивается, смотрит прямо в глаза. А в них презрение. Странно, за что она меня так презирает?

— Он мне не отец.

— Хорошо, пусть не отец.

— Зачем ты пришел?

— Даже не спросишь, как меня зовут? Изучила мой бумажник? Или имя для тебя не имеет значения? Всех-то за ночь и не упомнишь.

Она сузила глаза, сжала кулачки, поджала губы. Я совсем не хотел ее обидеть, но вот это дерьмо само из меня вырывается. Словно хочу доказать самому себе, что она грязная и порочная, ведь порядочные девушки наверняка не станут танцевать в таких местах, как «Шкала». Что не надо зацикливаться на клубной танцовщице, такие истории только в дамских романах.

— Да, это неважно. Вася, Петя? Кто ты? Я буду просто звать тебя Никто.

Молодец, девочка, умеет кольнуть. Подхожу ближе, чуть склонив голову, рассматриваю ее лицо, без косметики она совсем другая:бледная кожа, под глазами видны тоненькие венки, ресницы дрожат, а в синих глазах с серой дымкой чистый гнев. Обидел. Задел. Вижу, что обидел. Забираю из пальцев сигарету, выкидываю в окно:

— Тебе не идет сигарета.

— А ты никто, чтоб мне указывать.

— Глеб Морозов.

— Да мне плевать.

— Такая дерзкая, придется тебя взять на воспитание.

— Да пошел ты!

— Как же я устал тебя слушать.

Резко притягиваю ее за волосы, сжимая их. На губах ментол, на языке кофе, дурею, как мальчишка. Почти бьемся зубами, Агата стонет, целую, насилую ее рот языком.

Девчонка цепляется за ткань водолазки, тянет меня на себя. Она безумно дикая, вот только что ненавидела меня, а сейчас отвечает на поцелуй. Желание накатывает, как снежная лавина, как огромный снежный ком, готовый раздавить, уничтожить нас обоих.

11. Глава 11 Глеб

— Подожди, подожди, остановись.

Агата отталкивает меня, упираясь в грудь руками, не удерживаю, отпускаю.

— Снова будешь посылать меня?

Смотрит волком, поджав губы, на щеках румянец. Она словно борется сама с собой. Да что с этой девчонкой не так? Что со мной не так рядом с ней?

— Поговорим?

Пытаюсь заглянуть ей в лицо, но она смотрит куда угодно, только не на меня. Отхожу в сторону старого холодильника, с ней рядом реально кроет, а я даже не знаю, кто она такая, кроме ее имени и того, что умеет красиво двигаться и кончать.

— Нет.

— Придется.

— С чего это? Если мы раз случайно трахнулись, это еще ничего не значит. — Резко вскидывает голову и смотрит на меня.

А я снова поражаюсь, сколько в ее глазах ненависти, а в словах — яда.

— Ты права, это ничего не значит, ты хорошо притворялась и отработала те деньги, что я на тебя потратил.

Замечаю, как ее щеки вспыхивают еще больше румянцем, как в глазах полыхает огонь. Снова задел— уже специально, сам понимаю это. Так хочется осадить ее, чтоб прекращала так себя вести. Но она быстро справляется со своими эмоциями.

— Я рада, что клиенту понравилось. — Как ядом под кожу.

— Вот что, Агата Майер, ты сейчас засунешь свое жало куда подальше и расскажешь мне все, куда вы со своими дружками дели мой «ягуар», что за дела происходят, и вернешь бумажник.

— Я ничего не брала.

— Вот только не надо строить такие невинные глазки и включать дуру. У меня хорошая память.

— Разве? А мне кажется, не очень.