– Николай Борисович, но у меня работа, я не могу постоянно здесь торчать. – попытался возмутиться Матвей.

– Корольков, какая работа?! Ваша работа сейчас – учёба! С твоим отцом мы уже обсудили всё.

– Зашибись! – недовольно воскликнул Матвей и продолжил, – За нас всё решили, спрашивать не нужно, мы же рабы, пока учимся. – резко вскочив со стула, он вышел из кабинета.

Все молчаливо с ним согласились, но дальше спорить с ректором не стали, понимая бесполезность этого. Здесь всегда так, у студентов минимальные права, особенно, если они учатся бесплатно или находятся на стипендии, как практически вся их команда, не считая золотой троицы Корольков-Зайцев-Медведев.

Теперь они проводили в спортзале больше времени, чем на остальных парах. Кроме того, шутка Димы Медведева про тренировки по воскресеньям, оказалась вовсе не шуткой. Их обязали приходить каждое воскресенье в десять утра на университетский стадион, где заспанные недовольные студенты занимались бегом. Сначала Алина испытала такую же досаду, но, немного погодя, даже обрадовалась. Кажется, ей давали жирный знак, намекающий на то, что пора возобновлять спортивную карьеру и начинать заниматься снова. Поэтому, восприняв тренировки как нечто, наконец дисциплинирующее её, Алина практически с удовольствием приходила по воскресеньям и раздражала всех своим позитивным настроем. К тому же, был и ещё один несомненный плюс. Они могли видеться с Матвеем лишние два часа, вместе разговаривать и смеяться с очередной глупости, сказанной Зайцевым или Медведевым, а иногда даже оправданно касаться друг друга, когда, например, учились быстро передавать эстафетную палочку. В эти моменты её сердце пропускало удар, отзывающийся по всему телу, пальцы искрили, встречаясь с пальцами Матвея, и она застывала, глядя вслед быстро удаляющейся спине.

Хотя, кроме эстафеты Алине мало что нравилось именно в тренировках на стадионе. Ей сложно давался бег на короткие дистанции, она чувствовала себя кулём с картошкой – непривычно грузной и тяжёлой, и с каждым шагом её ноги как будто наливались свинцом. Если, пробегая три километра, ей хотя бы удавалось сохранять хороший темп и иногда ускоряться, то спринт был провалом. Каждый раз, когда она стартовала, ей казалось, что она похожа на пингвина, пытающегося бежать. А пингвины – не те бегуны, на которых стоит равняться. А одним из её страхов было, запнувшись и взмахнув руками, как короткими неловкими крыльями, растянутся на резиновом покрытии, вызывая у остальных взрывной приступ хохота. Ей вообще часто думалось, что ребята, не участвовавшие в забеге и сидящие на поле, смеются именно над ней. Алина казалась себе слишком высокой, какой-то чересчур массивной и нерасторопной, и ей представлялось, что вот-вот кто-то выкрикнет: "Смотрите, Нагорная выглядит как летающая корова, кто вообще выпустил её на беговую дорожку?!".

Но все её самоуничижительные мысли сводились к нулю, стоило Матвею оказаться рядом и обаятельно подмигнуть. Они практически не разговаривали вдвоём при всех, но общались в компании. Алине было этого недостаточно, но спросить, почему Матвей так отстраняется от неё при других, она смущалась, не зная, имеет ли право на эти вопросы, или будет выглядеть навязчивой девушкой, уже построившей в мечтах их будущее, совместный дом, и родив ему детей.

Алина предпочитала искренность во всём, особенно в отношениях с другими людьми, и ждала ответной открытости. Но Матвей словно играл с ней в горячо-холодно. Он был совсем другим наедине, милым котиком, понимающим и заботливым, но на людях становился с ней отрешённым, не давая повода заподозрить, будто между ними есть общение не только в стенах университета.