Прикрываю веки, откидываясь на спинку кресла, и тяжело дышу от напряжения. Втягиваю носом воздух глубоко в легкие, мысленно проклиная саму себя за такую слабость. Моя жизнь превращается в сплошной триллер. Ненавижу быть такой... Эта безысходность меня убивает.

Голова вот-вот взорвется от услышанной информации, а сердце уже разорвалось на маленькие кусочки. Папа... Мама... Какими бы они ни были... Господи, у меня теперь нет родителей? А ведь я как-то думала поехать к ним... Хотела навестить их после рождения сына. А теперь что? А теперь их нет... А ведь я думала, что, возможно, увидев своего внука, они простят меня... Боже, какая же судьба у меня паршивая.

— Так, все. Берем себя в руки, Мелисса. Жизнь такая штука, увы, не знаешь, когда ее потеряешь. По мне даже плакать никто не станет, если я подохну прямо сегодня, — ворчит Литвинов, опускаясь рядом со мной на корточки.

— Ну ты и успокоил, — подает голос Настя. — Поднимайся, дорогая, ко мне поднимемся. Спустимся, как придем в себя, — последнее она говорит, скорее всего, Эльмиру. И он даже не протестует.

Оказавшись в Настиной комнате, я присаживаюсь на край кровати, чувствуя тяжесть в области груди. Она ноет, разрывается.

— Мелисс, — шепчет Настя, располагаясь рядом. — Я тебя понимаю. Ты себя сейчас одинокой чувствуешь, но... Милая, это не так. У тебя есть Эльмир, есть я. Пусть не родные, но и не враги. Желаем тебе всего самого наилучшего. Скажи, ты всю ночь собираешься лить слезы по тем людям, которые давным-давно бросили тебя? Зачем? Оно тебе надо? И чем обернется это для твоего сына, который вот-вот родится?

— Ты не понимаешь... — качаю я головой. — Я ради мужа бросила свою семью. Пошла против них, выбрала Демида... А он мне изменил. Изменил, понимаешь? Я его с чужой женщиной застала в нашей постели! Ради чего, спрашивается, я родителей вычеркнула? Знала бы я, что все так закончится...

— Демид — это тот мужчина же? Которого показали после твоих родителей? Мол, развелся с тобой из-за грязной репутации твоих родных?

Я киваю несколько раз, поглаживая живот. Сын активно двигается, от чего мне становится и радостно и грустно одновременно. Теперь у него нет дедушки и бабушки. Нет тети и дяди. У него, кроме меня, вообще никого не осталось!

И да. Настя в чем-то права. Убиваюсь ради людей, которые не одобрили мой выбор. Которые наплевали на меня. Будто я вообще не была их дочерью.

— А тебе не кажется, что что-то тут не так? — задумчиво спрашивает Настя. — Дело в том, что я знаю твоего мужа. Знаю я его с хорошей стороны и вовсе не думаю, что он тебе изменял, Мелисса.

Из горла вырывается истерический смех. А еще он нервный. Мой мозг просто отказывается соображать.

— Откуда ты его можешь знать, Насть? Да, в чем-то наши судьбы похожи. И тебе муж изменил, и мне... Но, черт возьми... Мне иногда кажется, что я пережила все возможные беды...

— Ты не одна так думаешь, поверь моим словам. Я без дочери столько времени, — разводит она руками, грустно усмехаясь. — И эта боль ни с чем не сравнится, — тяжело вздыхает, заглядывая в мои глаза. — Значит, Демид… На дороге он нас с дочерью подобрал, Мелисса. А потом позвонил Эльмиру, и тот нас привез вот сюда.

— В смысле? — Настя ошарашивает меня новостью. Столько информации буквально за час точно не переварит мой мозг. — Так, стоп. Он вас... Черт! Нет, я не могу поверить, — истерично смеюсь. — То есть все это время, которое я живу одна и проклинаю Демида... Он все это время был на связи с Эльмиром? То есть у них хорошие отношения? Ты серьезно? Они же, получается, плотно общаются, раз и тебя толкнул к Литвинову?