— Чудесно, — выдохнул Александр, нервно сдергиваю с колен салфетку. Аристократ чертов!
— А что ты думал? Что затащил в постель, обрюхатил, заставил за тебя выйти замуж и все? Сможешь диктовать мне каждый мой шаг? Подчинить себе? Сломить всю мою волю? Сделать своей марионеткой? И не думай, что я повелась на глупые речи о любви! Возможно, конечно, я молода, но не глупа и уж точно не влюблена в ответ!
Злость, что копилась во мне со времен разговора в церкви, постепенно взяла верх и теперь лилась из меня потоком горячей лавы. Я не обратила внимания, как светло серые глаза приобрели темный оттенок, а во взгляде супруга заплясала тьма.
— Ты мне даже не нравишься, я не смогу называть тебя ни мужем, не возлюбленным, сколько спектаклей мы не сыграем в церкви перед сотнями людей! И уж точно я не желаю от тебя рожать…
— Замолчи! — неожиданно рявкнул Александр, заставляя меня вздрогнуть в очередной раз за сегодняшнее утро. Я повернулась к нему и встретилась с чертовски злым взглядом. Таким Чарский себя еще не показывал.
— Я…
— Не смей так говорить о нашем ребенке. О моем ребенке.
— Будешь дикто…
— Я сказал тебе – замолчи, — на этот раз прошипел Александр, меняясь в лице. Еще минуту назад передо мной сидел обычный мужчина. Сейчас же это был хищник. Тяжело дышавший хищник, готовый напасть. — Ты молода, упряма, я все понимаю. Но должна знать границы дозволенного!
— Границы? Дозволенного?! Я не…
— Ты – уже мать, — перебил меня Александр. — Хочешь этого или нет. Ты стала взрослой женщиной и вступила во взрослую жизнь, когда разделила со мной постель. Так случается, Агата, вот уж удивительно, правда? И не говори мне, что не хотела или еще что-то в этом роде! В ту ночь ты не была пьяна, и прекрасно осознавала, на какой шаг и с кем именно шла.
— Я не знала, что ты…
— Ты видела меня. И ты выбрала меня. Сама. Так или иначе, но я не позволю тебе говорить о нашем ребенке, как о нежеланном мусоре, от которого ты бы избавилась, будь на то твоя воля! Если вдуматься, то этим ты оскорбляешь не столько меня, сколько себя саму.
— Я…
— Не перебивай меня. Научись дослушивать собеседника, будь то друг или же оппонент. Или в детстве тебя не научили никаким манерам?
Наконец, мой названый супруг замолчал, продолжая, тем не менее, буравить меня тяжелым, злым взглядом. Не знаю, от каких именно его слов мне стало стыдно.
Наверное, от тех, что были о ребенке.
Неправильно было так говорить о частичке меня самой, которая ничего не решала и не выбирала, быть ей или не быть.
— Мне пора, — наконец, холодно изрек Чарский. – Мария прибудет во второй половине дня. Она покажет тебе дом, познакомит с прислугой. Если будут какие-то вопросы, обращайся к ней, она все расскажет. Я буду поздно. — С этими словами Чарский поднялся и ушел, оставив меня одну. Пристыженную и совершенно потерянную.
Нужно ли говорить, что после ухода супруга, во мне остались лишь глухое раздражение и злость на всю ситуацию в целом.
Если подумать, то как Александр смел так разговаривать со мной? Что-то требовать? Разве можно было ожидать от меня другой реакции? Или Чарский всерьез думал, что я брошусь ему на шею, стоит нам только сказать друг другу «да»?
Негодование выплеснулось в скинутую мной чашку с недопитым кофе, которое лишь усилилось с появлением прислуги, бросившейся все это дело тут же убирать.
— Покажи мне, где тут что находится, — произнесла я, заставляя молоденькую брюнетку бросить осколки разбитой посуды и поднять на меня взгляд.
— Александр Владиславович сказал, что Вам все покажет его…
— Сестра, знаю-знаю, но я не хочу ждать, — перебила я ее, поморщившись и махнув рукой. Надоел он со своими приказами, указами. Тоже мне нашелся, барин!. — Как тебя зовут?