Надев бахилы и сняв куртку, которую сдала в гардероб, я поднялась на лифте на третий этаж и на несколько секунд застыла, оглядываясь. Отчаянно колотящееся сердце, которое едва ли не выпрыгивало из груди, я усиленно игнорировала тоже. И уже направилась в ту сторону, где находился нужный кабинет, когда меня окликнул мужской голос:

– Ксюша? Лукинская?

Я резко обернулась и не сразу поняла, кто стоит в паре метров от меня. Высокий, в белом халате, в ультрамодных очках с простыми стёклами. Он походил на какого-нибудь голливудского актёра, участвующего в съёмках фильма про врачей.

– Матвей? Сибиряков? – эхом откликнулась я, и мой бывший растянул губы в улыбке, после чего шагнул ко мне.

– Я рад, что ты меня узнала, – сказал он и нахмурился.

Окинул взглядом коридор, как будто тот мог дать ему ответ на невысказанный вопрос.

– У тебя что-то случилось? – наконец спросил Сибиряков.

Перевёл взгляд на меня, а я едва удержалась от того, чтобы горько не усмехнуться. Если бы он знал, насколько прав, когда задавал этот вопрос.

С Сибиряковым мы встречались недолго, но роман наш был бурным. Даже крышесносным. Матвею было двадцать четыре, когда он поступил на журфак. Там и встретил меня. Интерес проявлять стал сразу, с первой же студенческой вечеринки. Тогда он казался мне чересчур взрослым, основательным и серьёзным. А когда я познакомилась с Тепловым, и вовсе забыла о том, что Сибиряков существует на свете.

В тот момент казалось, что можно просто сказать правду – о том, как влюбилась в другого. О том, как жизни без этого другого не мыслю. Матвей тогда, кстати, оставил учёбу и поступил в другой ВУЗ. И мне это было только на руку.

– У меня? – переспросила я, делая глубокий вдох. – Да ничего не случилось. Просто на приём пришла.

– К кому? – потребовал Сибиряков ответа.

– К Калининой. А что? – уточнила я.

– Ничего, – улыбнулся он.

Посмотрел на часы. И опять был таким серьёзным, что мне рядом с ним стало как-то не по себе.

– У меня немного времени есть. К Валентине Анатольевне потом лично отведу, а сейчас СМС напишу, что ты не придёшь, – вдруг ошарашил Матвей, и не успела я сориентироваться и понять, чего он хочет, добавил: – Выпьешь со мной кофе? И ты же уже не Лукинская?

Я смотрела на бывшего, не понимая, к чему он клонит. Даже дурацкое желание вдруг появилось соврать. Сказать, что я Лукинская и что у меня нет времени. Вместо этого я произнесла:

– Нет. Я Теплова. И ты вот так просто можешь заставить врача, к которому не сразу по записи попадёшь, перенести приём?

По правде говоря, это был риторический вопрос. Я уже каким-то чутьём понимала, что Матвей Сибиряков здесь не последний человек.

– Угу. Могу. Заведующих у меня обычно слушаются.

Он, так и продолжая хмурить брови, что-то написал в смартфоне и, отправив сообщение, сосредоточил всё своё внимание на мне. Теперь на лице Матвея была искренняя, полная неподдельной радости улыбка.

– Ну, выпьем кофе? – повторил он своё предложение.

– А у меня разве есть выбор? – вскинула я брови, впрочем, не удержавшись от ответной улыбки.

Рядом с Сибиряковым мне было как-то… уютно. Давно я не испытывала этого чувства. Даже когда жила с мужем и мне казалось, что моё существование – совершенно безоблачно.

– Выбора нет, – озвучил мой приговор Матвей и, кивнув в сторону лифта, добавил: – Идём ко мне в кабинет.

Наш путь занял от силы минуты две, которые мы провели в абсолютном молчании. Я шла подле Сибирякова, бросала на него взгляды искоса и гадала о том, зачем он всё же выказал мне чуть больше внимания, чем обычным пациентам.

Нет, конечно же, я вполне могла причислить себя к тем, кто имел для Матвея какое-то значение. Но совершенно не представляла себе, о чём мы с ним станем говорить.