– Почему? Почему ты так ничего и не понял. Не понял, что рисковать нельзя. Что это не шутки! На кону здоровье сына, который мучается все сильней день ото дня! Все писательство – это пустые надежды! – Влад отстранился. – Ты только и можешь, что надеяться! Но нужно полагаться. Полагаться на самого себя, на работу, которая уверенно дает тебе деньги. Чтобы взять и медленно, но верно достичь цели. Без всякого «авось»! Ты не юнец, чтобы витать в облаках! Ты не миллионер, чтобы тебе ничего не оставалось, как писать романы. И ты не общепризнанный писатель, чтобы швыряться в толпу почитателей шедеврами! Почему ты так уверен в своей гениальности? Не подумал, что одной уверенности мало, чтобы написать шедевр?
В ярости мужчина соскочил с места, но даже не нашел приличных слов, чтобы поставить ее на место. Но как же больно она его задела. Он лишился последней поддержки, которую искал в ней. Стала очередным грузом на сердце, чтобы окончательно пасть в уныние.
Что же теперь? Сделанного не воротишь. Оставалось искать слова и силы, чтобы простить друг друга.
Глава 8
Грубым, широким шагом Эмили направилась к церкви, надеясь найти того, кто мог бы ее утешить, развеять все сомнения. Уж он скажет все как есть. Она доверяла Ворону и сама не знала почему. С ним она общалась не так долго, как с другими, но навещала часто и эти встречи были полны уединенностью. Он был скрытен и тих, и приходя в церковь, Эми общалась даже не с Вороном, а с его тишиной. Уединяясь в очаровании его чердака, окунаясь в эту атмосферу, старалась лишний раз не содрогнуть воздух.
Эмиили тихо приходила к нему с новыми книгами или едой. Он усаживался с книгой в кресло, свой трон, а она садилась напротив на пол и читала вместе с ним. Вскоре Ворону становилось неловко, он спускался и садился рядом с ней в уголок.
Раз – спросит что-то невзначай.
Она коротко ответит.
Снова погрузятся в чтение.
Ворону все не терпится, но слова не скажет. Эмили это понимала, откладывала книгу в сторону и спрашивала что-нибудь. Разговор обычно начинается о книгах, но потом всякие границы расходятся и беседа становится более живой и открытой.
Каждый раз, приходя к Ворону, она чувствовала неловкость, как и он. Однако виду Ворон никогда не подавал. И только спустя почти час они восстанавливают забытую с прошлой встречи теплоту общения.
Их души тянулись друг к другу, но подходили осторожно, оглядывая со всех сторон, принюхиваясь и прислушиваясь к дыханию, словно лани, и только потом соприкасались. Ласково и нежно касались друг друга, отдавая накопленное тепло, которым ни с кем не могли поделиться. Этой короткой встречи было мало. И они расходились вновь без возможности сохранить все тепло на кончиках пальцев до следующей встречи. Вновь встречая друг друга, они берегли тепло уже на ноготке, держа руку крепко у сердца, боясь упустить последнее веяние.
Тик-так.
«Время идет».
Странные, дикие картинки скакали перед глазами.
«Никуда не убежать».
Они проникали в его разум. Нет. Точнее появлялись перед глазами, когда хотели.
Тик-тонк.
«Слышишь? Ад восстал».
Такое редко бывало, ведь страшное случалось не часто.
«Слишком мало сил».
Шестое чувство или шизофрения?
Тонк-тонк.
«Все погибнут».
Это разве не одно и то же?
Тик.
«Очень скоро».
Как всех предупредить?
Тик.
ТИК!
Не выдержав, Ворон сильно ударил по старым настенным часам, глупо лежавшим на столе, дополняя прочий хлам. Пластмасса даже не треснула. Их стрелки указывали правильно время только два раза в сутки. Секундная стрелка шаталась вперед-назад, громко шурша шестернями. Ворон не хотел убирать эти часы. Они были нужны. Они служили границей между умиротворенностью и жизнью и безумием и смертью. Он знал, что если пересечет эту границу, то не вернется оттуда…