Высоко под потолком склада висела перекрученная модель ДНК; дело рук Каллы. Модель ДНК была сделана из пустых коконов, которые вьют «прядильщики», маленькие ДИМ-муравьи, обладающие способностью превращать солнечный свет и мокрую листву в вискозную нить. Модель ДНК была вещью, полезной для Каллы, которая показывала ее своим клиентам и давала объяснения, когда клиенты являлись к ней лично, в случае, если генетическая информация, подготовленная для них и переданная по ювви, оказывалась слишком непонятной или свидетельствовала о нездоровых отклонениях. Фил еще раз вспомнил о том, как его собственный консультант-генетик выложил ему приговор: врожденная предрасположенность к алкоголю и наркотической зависимости.

Внизу на полу склада работала пара «аттракторов» Дерека. Один аттрактор был похож на нечетких очертаний зеленый пончик, другой – на темно-красное коровье вымя с болтающимися сосками. Оба аттрактора состояли из потоков воздуха, которые становились видимыми благодаря цветному дыму, специально завихренному при прохождении сквозь направляющие. Кроме того, имелось еще с дюжину других аттракторов, но сейчас они были выключены: загадочные перегруженные техническими деталями конструкции. Только во включенном состоянии аттракторы приобретали какой-то смысл, окутывая себя облаком заранее четко продуманного, прекрасного хаоса. По сути, вово, которые конструировал Па, имели подобную же природу.

Фил прошел напрямик сквозь фигуру аттрактора, тщательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться о машину в основании фигуры. Как ни старался он быть осторожным, все равно по пути на что-то наступил – на что-то, что обиженно тявкнуло. Умберто, пес Дерека. Иногда Умберто спал внутри «пончика», греясь от излучаемого центральным генератором тепла.

– Привет, Умберто, – сказал Фил. – Все в порядке, дружище?

Если бы только для самого Фила это могло быть правдой.

В ванной Фил выпил немного воды. Вода была холодной, как из горного ручья, так, что сводило зубы. Па умер? Как рано это случилось. Сколько еще нужно было сказать отцу, столькому у него выучиться. Наконец-то пришли слезы. Он судорожно всхлипнул. Потом зарылся лицом в полотенце.

Через несколько минут Фил вымыл лицо холодной водой, потом еще поплакал и еще раз умылся. Как прекрасна чистота, плеск и полная гармония движения, целостности и завершенности воды. Па больше никогда не увидит воду. Сон, который снился Филу прямо перед пробуждением – он взбирается на горы-зубы – и еще, кажется, в том его сне был шар света? Фил оперся о раковину, уткнувшись лбом в зеркало и закрыв глаза, тщетно пытаясь вспомнить свой сон. Могло быть так, что в момент смерти отца ему снился сон, полный особого смысла? В особенности принимая во внимание, что смерть отца была такой необычной?

– Я приготовила кофе, – раздался позади него голос Кевви, которая из домика Фила спустилась к нему в кухню – небольшой специально оборудованный угол склада, с раковиной, плитой, столом и стульями прямо на бетонном полу, над которым наверху, на высоте семнадцати футов, нависала удерживаемая стропильными фермами крыша из гофрированного железа. Кевви держала в руках ювви.

– Пошел прочь, Умберто, – шикнула она на собаку и приготовилась больно пнуть пса, который пришел проведать, не перепадет ли ему что-нибудь на завтрак. Кевви не выносила Умберто.

– Не трогай его, Кевви.

Фил взял чашку с кофе.

– Спасибо.

– Я просто не могу поверить, что такое случилось. У меня такое чувство, словно моя голова вот-вот взорвется. Жизнь – это не репетиция. Здесь все по-настоящему.

Фил повернулся и поставил на стол кофе, которое приготовила ему Кевви, не отпив ни глотка.