– Так ты лучше все это объясняй тем, что этот то загар военно-морской. Все дело в том, что люди обычно видят как загорают гражданские люди. А надо учитывать, что есть особенности между гражданским и военно-морским загаром. Примерно как приемка гражданская и военная. Это же совершенно разные вещи.

– Ну ладно уговорил – согласился Рывкин-Давай еще наливай по одной за приезд Вальки.

Все налили чокнулись и выпили.

– Пора расходиться. А то завтра наверное нашего корефана надо будет провожать на судилище. Наверное ему тут все припомнят. Его свободолюбивые мысли, высказывания, дерзость с замполитом.

– Конечно без этого ему уже не обойтись. Суток десять-пятнадцать обеспечено. И черт его дернул идти. Мог бы подождать.

– Бывает невтерпежь. Видать торопился к нам. Соскучился. Настоящий корефан. Считай ради нас пострадал.

Моряки посочувствовали, подошли к кровати, на которой спал мертвецким сном Валька. Рывкин наклонился и заботливо подоткнул край одеяла. Потом закрыл оголенную волосатую Валькину ногу с рваным носком, из которого торчало несколько больших пальцев. Потом он поправил подушку. Моряки погасили свет и бесшумно вышли из комнаты.

Где-то сверху раздался длинный протяжный гудок. Послышался топот сапог.

– Опять! Доколе же? – подумал Валька и открыл глаза.

Вокруг него все пространство шевелилось и мелькало своими оголенными телами. Подъем. Валька еле поднял свою еще не совсем протрезвевшую бедовую головушку. На него смотрели глазища и усища старшины команды Шпака.

Старшина Шпак – это была его кличка.

Моряков он любил. Хотя в гомосексуализме его нельзя было обвинить, но за глаза его многие моряки называли почему-то педерастом. На самом деле у него была самая распространенная русская фамилия. Он особенно пылал нежной любовью к матросам, которые оканчивали какие-нибудь учебные заведения, институты или колледжи. Эти грамотеи-говоруны, со своим городскими и непонятными для его ума, шуточками таким-то образом как-то воздействали на него. Они его возбуждали, как красная тряпка тореадора на быка. Если какой-нибудь грамотей из матросов попадался, то Шпак обычно любил в начале своей педагогической лекции говаривать:

– Вот вы такой культурный человек техникум закончили, из большого города приехали служить. А мы вот всего шесть классов кончили. Ну ничего мы из вас эту дурь выбьем.

И эти слова многие впоследствии вспоминали как гениальные.

Уже через несколько десятков лет один из его учеников, будучи профессором и заслужив ученую степень доктора наук, очень часто ее повторял своим студентам и это способствовало укреплению учебной дисциплины и повышению успеваемости.

Шпак любил матросские истории наподобии той, что случилась с Валькой. В разборке этих историй он мог проявить свой талант и способности. Но самое главное он мог себя показать и как демократический командир по отношению к рядовым, как даже покровитель (искусств) и также как ревностный служака для более лучшего прогибона перед начальством. Обычно такие эксцессы позволяли отличиться, так как военных действий в ближайшем будущем не назревало и иных героических подвигов не предвидилось. Поэтому он ловил и выявлял всеми возможными силами и средствами. Кроме того уже тут ему была предоставлена власть не только сыска, но и карающей десницы. Естественно в рамках властных функций старшины команды было по уставу положено карать и наказывать. Правда в его власти было давать только пару нарядов. Но, если это умело использовать, то считай пара в день, например, для пяти человек это уже десять. Если взять на месяц, то десять умножаем на тридцать дней, так как выходных нет у моряков то получается уже триста. Взять в год триста на триста шестьдесят пять и получается сто девять тысяч пятьсот нарядов внеочереди. Это же такая огромная сумма, что даже голова кружится и пьянит от такой власти. Да власть действительно опьяняет.