Сейчас мы походили на друзей, увлеченных друг другом. Но душу крутило от того, какой это было для меня бутафорией. Честно отыгранный мной спектакль. Сейчас просто хотелось выкричать всю эту боль, что мешала дышать.

– Так как? Не интересно?

Дико захотелось заплакать. Вот так просто взять и разрыдаться на всю палату. От усталости, от вечного контроля над эмоциями. От слов, которые битым стеклом пережевывались во рту.

От ответа меня спас, очередной виток игры, и Егор Щукин вновь с ястребиным упорством всматривался в происходящее на экране. Это все, что было между нами общего – он любил хоккей, я любила – медицину.

– Ну, Кислый, не плохо!

Прокомментировал я действия друга. Матч подходил к концу, наши выигрывали, благодаря Кисляку и Кострову. Нужно признать они справлялись неплохо и без меня.

– Вика, представляешь….

Я осекся на полуслове, повернув голову в ее сторону. Девушка мирно спала, положив голову на мое плечо. Безумие. Она мое безумие! Моя врач заснула на хоккейном матче, большего неуважения, и представить себе было невозможно, но мне было плевать на это.

Никогда не умел красиво говорить, а теперь еще и понял, что думать красиво, я тоже не умею. Как подобрать слова, чтобы описать девушку, спящую на моем плече? Это сложно, ведь каждый день я боролся с болью, туманящей мозг, только ради одного, нет, не только хоккея, ради того, чтобы лучше ее разглядеть. Каждую милую веснушку на ее лице. Она пытается выглядеть взросло, но я же вижу, как бесенята играют в ее глазах джигу, тогда, когда она думает, что ее никто не видит. Поразительное самообладание, в следующую секунду, с радужки ее глаз можно соскребать лед.

– Познакомься, это Виктория. Моя ученица и теперь и твой врач на ближайшее будущее.

Всплыл в голове голос Николая Константиновича. Казалось, это было так давно, но с той поры прошло всего пару месяцев. Тогда, когда я ненавидел весь свет. Странное ощущение, которое пугало даже меня самого. Я винил всех и каждого, себя, Макеева, Вознесенского и эту приведенную им девочку.

Врач? Подумал я, именно эта девчонка будет лечить мою ногу? Серьезно? Ей же от силы лет двадцать.

А потом я влюбился, как-то коротко в один момент, она улыбнулась и взяла меня за руку, а я понял, что готов терпеть любую муку на свете, лишь бы она стала уважать меня за это. Любил ли я, когда – то Марину? Всегда верил, что да. Но во что верить теперь, я не знал. И каждый раз, думая, что чем больше сил я вкладываю в тренировки, тем быстрее иду на поправку, ближе к хоккею, дальше от нее.

Скоро я стану фото в ее телефоне и ничем более.

Взрослая, умная, красивая. А я чертов придурок, вечно потный и на коньках. Со спортивной сумкой через плечо и вечными семейными проблемами.

Во сне она слегка приоткрыла губы, и я с трудом подавил стон. Это грешно, милая Виктория Юрьевна, быть столь ненавязчиво сексуальной.

Не думай, Егор! Не думай о ней!

Повинуясь порыву, провожу пальцами по бледной щеке, покрытой веснушками, повторяя утренние движения этого наглого врача. Было видно, что он ей не нравился, но вдруг мне казалось и она примет его ухаживания? Что я буду делать тогда?

Усмехнулся, своим мыслям. А что вообще может делать прикованный к кровати калека?!

Прикосновения к ее коже взрывают импульсы по всему телу, мои пальцы горят. С трудом вдыхаю и выдыхаю воздух из легких, сердце колотится так громко, что боюсь, разбудит ее. А так хочется продлить этот момент.

Спящей она выглядит ничуть не старше меня, не удержавшись, перемещаю пальцы с подбородка на контур губ. Влажные и такие приятные на ощупь. Черт, желание столь острое, что я ощущаю телом судорогу.