В гостиной пусто, прохожу к открытой двери кухни, заглядываю. Макс стоит на террасе, спиной ко мне и разговаривает по телефону. В этом доме настолько идеально натерты стекла, что я вижу даже залом на его брюках, наверное, он только из-за стола. На барной стойке одиноко стоит пустая чашка из-под кофе. Мой желудок нервно урчит, намекая, что я ничего не ела со вчерашнего вечера.

Мужчина, не замечая меня, настоятельно отдает какие-то распоряжения, а я, пользуясь случаем, рассматриваю его во все глаза. Широкие плечи, атлетическая фигура, накачанные бугры мышц проявляются при каждом незначительном движении. Модная, короткая стрижка, темные волосы уложены в художественный беспорядок, и потрясающий запах мужского парфюма, оставшийся после его выхода на террасу. Просто полный комплект. По памяти вспоминаю карие глаза, красивое лицо, легкую небритость и ямочку на подбородке. В других обстоятельствах, он, наверное, не оставил бы меня равнодушной.

Он отключается, разворачивается и заходит внутрь. Увидев меня, останавливается.

- Доброе утро, - сегодня мой голос спокоен, и я тоже.

- Доброе утро, - его тон, по-прежнему, раздраженный. Причем, он стал таким, как только я попала в поле зрения.

- Мы можем поговорить?

- У тебя десять минут, говори. Мне нужно ехать.

Я прохожу к большому дивану, стоящему под стенкой напротив обеденного стола. Сажусь и жду, когда оппонент сделает то же самое. Пусть я не в самом выгодном положении сейчас, но стоять перед ним на цыпочках тоже не буду.

Он понимает, слегка улыбается, сарказм пробегает по этой улыбке, и она исчезает. Садится на другую половину дивана, развернувшись ко мне, на расстоянии комфортном для личного пространства каждого из нас, и показывает, что готов слушать.

- Что у тебя произошло с моим дядей? Я никогда не видела ни тебя, ни твоих людей в его окружении.

- Разумовский не мой уровень, я работаю в другой сфере.

- Тогда за что он тебе должен деньги?

Некоторое время он размышляет, стоит ли меня посвящать, но все же говорит:

- Через его офшорную фирму мы пару раз обналичивали деньги. Все работало, претензий не было. Да и посоветовали мне его свои люди. У него есть человек, который привозит нал с Кипра, Панамы и Эмиратов, не декларируя его. С заказчика полагается процент. Не знаю, как они это проворачивают, но это их заботы. Неделю назад мы закинули ему на счет большую сумму, гораздо большую, чем первые два раза. Его человек должен был привезти валюту три дня назад, но он исчез. Из гостиницы уехал, а в аэропорт не прибыл. Подумай хорошо, не продавала ли ты в течение последней недели кому-нибудь путевку с Кипра, неважно в какую сторону? По просьбе Разумовского или просто по заказу какого-либо клиента?

С каждым словом сказанное прибивает меня все сильнее. Для меня эта информация – шок. Я не то, что, вспомнить не могу, я не знаю, что вообще об этом всем думать. Этот мужчина хочет сказать, что турфирмы – прикрытие? Нал перевозили, используя какие-то схемы с путевками? Но я бы об этом узнала, хотя…

- Последние десять дней я отдыхала с подругой в Испании, меня не было в городе.

- А что у тебя глаза такие удивленные? Ты не знала про бизнес родного дядюшки?

- Нет. Всегда знала, что он владелец туристических агентств, - стараюсь звучать так, чтобы он понимал, что мое отношение к дяде Севе, в связи с этой информацией, не изменилось.

Еще большой вопрос, говорит ли этот Макс правду.

- Вроде, не маленькая, а такая наивная, - улыбается он. – Ты что, не знаешь доходы своей организации? Ты же не миллионами там ворочаешь. А живете, - не бедствуете. Никогда не задумывалась, откуда деньги?