Мы провели вместе вечер следующего дня. Избегая проезжей части, мы ходили по слабоосвещенным дорожкам в глубине парка, и в таком уединении она рассказывала, как была в браке, как жила все это время. Без чувства смущения она делилась переживаниями о разводе, которые еще недавно горели в ней и которые сейчас она доверяла мне. Она казалась потерянной, говорила, что не знает, что ее удерживает здесь уже столько времени, за исключением друзей, ей хотелось переехать, чтобы начать заново. Я слушал ее с упоением, пытаясь с такой же взаимной искренностью охватить свою жизнь в событиях и переживаниях. И, как это всегда бывает у людей, связанных долгими годами общения до совершеннолетия, у нас была особая связь: мы готовы были до бесконечности долго обсуждать времена детства, окунаться в них с головой. Иногда я отключался, смотрел на нее, особо не вникая в ее речь, – ее лицо заполняло меня, мне было достаточно видеть, ощущать тепло возращения. В тот вечер мы дарили себя друг другу, исповедовались, и от этого становилось легче: вместе мы сбрасывали с себя ненужные массы жизни, – массы отяжелявшие, засевшие навсегда в нашей памяти, но которые мы были способны облегчить одним нашим желанием, одним монологом, обращением к близкому человеку; мы срезали друг у друга грыжу, болезненный жир, делая движения свободнее и умереннее. Нам было все равно, кем мы были до этой встречи, – жизнь протекала сейчас, окутывала в огромное полотно и заворачивала края от внешнего.

После ужина в кафе, с которого мы вышли уже в позднем часу, мы прошлись по аллее, приведшей нас к скверу, а затем поехали ко мне. Она осталась у меня на ночь. Мы не хотели ничего усложнять: мы уже прожили достаточную часть своей жизни, мы встретились и поняли, что нужны друг другу.

Утром мы поехали на свои работы. Я был влюблен.

4

Первый курс все мы трое окончили успешно – закончили без троек и сохранили стипендию. В начале июля, спустя пару дней после окончания учебной практики Лили, вместе с Сашей они отправились на юг страны, а я же, отклонив их приглашение и посчитав, что буду с ними третьим лишним, вернулся в свой родной город и начал искать работу, ибо от помощи Ани и моей матери чувствовал себя в полной степени несамостоятельным. До института я подрабатывал одно время в прачечной, где комплектовал белье, был и работником продуктового, а затем, поступив, решил первое время воздержаться от работы, так как первый курс внушал в меня некоторый страх, и я требовал от себя качественной учебы.

Аня была моей сестрой, старше меня на четыре года. Полноватая, изящная, с длинным черным волосом, в то время она сама только закончила учебу и начала работать медсестрой в столице, где жила со своим молодым человеком, за которого вскоре вышла замуж. С каждой зарплаты она высылала деньги мне и матери, и была нашей опорой. Отец умер, когда мне было 4, а Ане стало быть 8. Еще молодой, он работал на производстве хлопчатобумажного комбината и заболел почечной недостаточностью, которая за несколько лет исчерпала все его силы. Мне он не запомнился – все воспоминания о нем остались слишком расплывчатыми. С его чертами я знакомился по фотографиям: низко посаженные густые черные брови, тянущийся взгляд, кажущийся истасканным, и едва заметная, нежная улыбка, покрывавшая все эти первые впечатления по глазам и намекавшая на его жизнерадостность. Высокий, сухой, он занимался бегом: вставал рано утром и перед работой пробегал вокруг местного питомника. Он много читал, любил баскетбол. Мать всегда говорила про отца хорошее, вспоминала его образованность и то, с каким трепетом он к нам относился.