— А мы выпьем кофе, — Валентина решительно шагает ко мне, а затем оглядывается на бледного и разъяренного Виктора. — Давай, сына. За любовь в таком возрасте надо платить.

Мой запал тухнет. Оставить дочерей с Виктором? Я должна проконтролировать ситуацию, защитить, закрыть грудью…

— Пусть, — Валентина берет меня за руку и заглядывает в глаза. — Маш, он отец. И это его решение. Пусть донесет это до девочек.

— Но…

— Вези меня пить кофе, — Валентина открывает дверцу машины и буквально запихивает меня в салон. — Сама сказала, что не будешь прикрывать. Это тактическое отступление, Маш, — наклоняется ко мне и зло шепчет в лицо. — Я едва себя держу в руках, и сама сейчас кинусь своего сыночку-корзиночку спасать из ямы дерьмища. Так что, немедленно вези меня пить кофе.

13. Глава 13. Говори!

Как не пляши на углях, а ожогам быть.

В доме полный хаос с порога.

Маша хорошо повеселилась в мое отсутствие и не ограничилась только гостиной.

Может, мне не стоило оставлять ее в безумстве, но… мне тогда бы пришлось связать ее, чтобы она не устроила апокалипсис.

Если бы я мог, то я бы забрал гнев Маши себе, чтобы ее так не штормило.

Мне действительно жаль, что все вышло именно так.

И у меня не было стремления этим годом усугубить ситуацию.

Я хотел все исправить.

Я верил в то, что у меня получится.

Но эти полгода не привнесли в мою жизнь яркой новизны

Я покупал цветы без трепета, а с холодным сердцем и со знанием того, что Маша любит красные лилии. Несколько бутонов обязательно должны быть нераскрытыми.

Я не стоял в цветочных и не гадал, что ее может удивить. Когда продавщица вручала мне букет, я искал в душе волнение, а его не было.

И я упрямо ждал его, ковырял сердце и пытался из него вытащить хотя бы ниточки тех чувств, что обрушились на меня, когда я, например, в первый раз поцеловал Машу “по-взрослому”.

Я помню ее румянец, круглые глаза, сбитые дыхание, но это просто картинка, а тогда я чуть не помер и опять ее поцеловал, зажав в углу.

— Пап, где мама? — шепотом спрашивает Лиза.

А дочек уже тронул загар. Сидят на диване, тихие и напуганные. Вокруг дивана — хаос.

— Пап… — Надя сглатывает.

— Ты ее убил? — Даша всхлипывает, и получает тычок от Лизы.

Я сажусь в кресло.

За все надо платить.

А за свободу плата самая высокая.

— Пап, где мама? — повышает голос Надя.

— Я тут! — раздается крик Маши, хлопает входная дверь.

А у меня горло схватило болезненным спазмом.

— Я тут! — в гостиную врывается Маша. — Живая, девочки… Живая… — выдыхает и приваливается к стене. — Тут я… Господи…

— Нас ограбили? — Даша ежится.

— Что ты молчишь, а? — Маша усмехается. — Ну, говори, Виктор… Давай, — она истерично смеется. — Что ты язык проглотил?!

— Маш, — слышу голос матери.

— Какое тут кофе! — рявкает Маша. — К черту ваш кофе! Я буду здесь! Виктор! Ну, давай, говори!

Разжать зубы, отлепить язык от неба и сказать хотя бы несколько слов.
Но я не могу.

Требовательный крик Маши режет барабанные перепонки, вонзается в мозг острой раскаленной спицей.

Позволил бы тот Виктор, который переносил через лужи Машу, так поступить с ней и своими дочерьми.

— Говори!

Девочки переглядываются, жмутся друг к другу и держаться за руки.

— Мы разводимся, — выдыхаю я из себя не углекислый газ, а ядовитый прокопченный гарью отчаяния пар.

— А дальше?!

Девочки распахивают глаза и не моргают. И в их зрачках только страх.

— Ваш папа больше меня не любит, — Маша опять хрипло смеется. — И быть со мной больше не хочет. Он любит другую! — смех переходит в клекот разъяренной орлицы. — Но! Важное уточнение! Не любит он только меня! А вас любит. Да, вот так.