— Ты кем себя возомнила, чтобы прийти сюда и высказывать свои недовольства? — встаю со своего кресла и надвигаюсь на нее. Она бледнеет и прижимается спиной к двери.

— Я твоя жена! — восклицает осипшим голосом.

— Жена? А жена разве должна наставлять мужу рога? А? — почти кричу на нее.

Дойдя до бледной Киры, хватаю ее за горло, и так чешется ладонь сдавить ее тонкую шею, чтобы больше не видеть и не напоминала о себе. Она, испугавшись, инстинктивно хватается за мою руку, впивая свои коготки.

Смотрю в ее карие глаза, из-за которых потерял свою голову, бегая за этой девчонкой. Всю душу мне вывернула своим существованием. Вот она, стоит рядом, смотрит кукольными большими глазами, и чувствуя ее лавандовый запах, от которого крышу сносит. Пухлые губы так и манят впиться больным и измученным поцелуем, чтобы прочувствовала всю мою боль и агонию.

Нет, нельзя, иначе не сдержусь. А так хочется. Хочется содрать с нее эту белую блузку, задрать юбку и насадить на свой член, чувствовать ее тело снова и снова. Она как наркотик, что хочется испробовать. Но если это сделаю, то возненавижу нас обоих еще сильнее.

Никого не видел вокруг, только эта маленькая девчонка с большими карими глазами. Готов был положить весь мир к ее ногам, лишь бы только была моей. Но нет, ей оказывается этого не хватало, надо было еще один член в себя пустить. Сколько пламенных речей произносила, признаваясь в любви, а в итоге, это пшик, пустые никчемные слова.

Сука. Как после чужого мужика я ее приму обратно? Один раз придаст, придаст и второй. Проходил, видел. Там я простил и получил второй раз нож в спину, только уже посильнее, растоптав и сравняв меня с грязью.

Нет. Зарекся, никому вторые шансы не давать. Предатель, он и в Африке предатель. Только как паршиво осознавать, что ею стала она, которой верил, как себе, и думал: Кира особенная и никогда не посмеет на подлость.

— Ты даже не пытаешься разобраться, сразу рубишь с плеча. Не даешь объясниться, лучше голову в песок спрятать, чем понять, — по ее щекам скатываются слезы, капая на мое запястье.

В груди сжимается от жалости. Всегда не мог смотреть на женские слезы, тем более на ее, и сейчас действует также. Но перед глазами опять стоит образ обнаженных тел на нашей постели. Хочу обмануться и снова тонуть в карих глазах, быть для нее всем, только лишь бы была моей.

Сука! Какая же она сука. Притащить в нашу квартиру и трахаться на нашей постели. Как долго они любовники? Месяц, год? Сколько я хожу с рогами, думая единственный у нее мужчина и любит только меня?

Неужели не осталось честных женщин, которые действительно будут верны своим мужьям до конца дней?

— А мне этого не нужно. Все что нужно, я увидел собственными глазами. Думаешь я не разговаривал с этим щенком? Он мне подробно разъяснил вашу прошлую ночь, как и где вы это делали, — рычу в ее лицо и представляя эти сцены в своей голове.

Ее боевая стойкость куда-то девается, теперь в глазах страх и непонимание: думала, что ее сладкие речи меня разжалобят?

— Этого не может быть, Олег. Я не помню ничего. Я бы никогда так не поступила. Тут что-то не то. Егор, может быть, напутал? Был пьян?

Опять пытается меня разжалобить, и никакие ее оправдания не подействуют, когда собственными глазами видел, а они не врут.

— Замолчи, Кира. Лучше молчи. Через месяц развод, это все, что могу тебе предложить, а теперь иди, работай, — отпускаю ладонь и отстраняюсь от нее на два шага, давая возможность уйти.

— Зачем ты так? Я же люблю тебя и никогда не предавала, ты единственный у меня мужчина и прекрасно об этом знаешь. А вдруг тебе Егор соврал? И ничего между нами не было. Я бы это почувствовала, Олег, — плачет и хлопает ладонью в центр своей груди.