Передо мной стояла императрица.
Было дико видеть ее стоящей посреди сырой жуткой камеры, без охраны, в простом домашнем платье с косой через плечо. Она словно не заметила моей заминки и протянула ко мне руки.
— Ну же, иди ко мне, девочка, — и я без единого сомнения бросилась к ней.
Единственный человек на земле, который любил меня в этом холодном дворце, прикрывал ошибки, учил избавляться от слабостей, быть сильной, гордой, терпеть, прощать, любить.
— Покажи руку, девочка моя.
Интуитивно поняла, что она говорит о той руке, которую сожгло при расторжении рун, и несмело закатала рукав. Императрица коснулась зажившей кожи и улыбнулась.
— Я счастлива, что драконья вода сумела помочь, а где же амулет? Неужели Тео не передал его?
Несколько секунд я переживала острый приступ боли. Значит, не Теофас передал драконью воду, не он беспокоился о моем здоровье. Ну разумеется. Кому вообще могло прийти в голову, что бывший муж обо мне волновался. За десять лет брака Тео не прислал мне ничего, кроме положенных по статусу драгоценностей, да те выбирали за него секретари.
— Благодарю вас за милосердие.
— Амулет он не передал? — императрица выпустила мою руку и отвела глаза. — Прости, девочка, Теофас иногда своеволен. Как освоишься, и стихнет гнев супруга, я передам тебе кое-что из полезных вещиц.
— Да, благодарю вас, — с трудом выговорила я. Но потом, не удержавшись, спросила: — Трудно было достать драконью воду?
Ответ я прочитала по беспомощно дрогнувшим векам. Быть Истинной еще не значит, быть любимой, лелеемой, единственной. Быть Истинной, это как быть драгоценностью — камнем, который можно запереть в ларец и спрятать за семью замками.
Император, если и любил Ее Высочество, часто бывал к ней жесток. Ограничивал траты, реформы, случалось даже в подбор фрейлин вмешивался, а уж сколько он этих фрейлин перепортил, лучше не думать. И это без стеснения, на глазах у всего двора. Теофас шел по стопам отца.
— Прости его, прости моего мальчика. Наказав тебя, он наказал и себя. Можно разорвать связь Истинных, а склеить обратно уже не получится, вечно ходить ему одному, вечно чувствовать пустоту в сердце.
И мне тоже… Я слышала истории о жутких случаях, когда связь Истинных рвалась насильно. В роду Винзо был стародавний случай, когда красавицу-маркизу разлучили с Истинным, проведя обманом обряд отлучения, и выдав замуж за другого. При дворе это оправдали. Где это видано, чтобы маркиза за вея замуж шла? Чернь, крестьянин, полвека за сохой. Однако при дворе Истинные встречались так редко, что, встретив их, драконы были готовы связать свою жизнь и с веем, и с веселой вдовушкой, и с неразумным подростком. И были счастливы… ведь были!
— Я молила сына простить тебя, но он даже слушать не хочет. Вбил себе в голову эту жалкую девчонку, иномирянку, сошел с ума. Говорит, сила у нее редчайшая, ходит вокруг баронессы кругами, как привязанный, на все лады склоняет, как эту силу заполучить. Ах, я в отчаянии… Что останется у меня, когда ты уедешь?
Сила? Так вот что Теофасу понравилось в красивой иномирянке. Это походило на правду больше, чем сказка о неземной любви. Впрочем, мне-то какое дело?
Ласково взяла руки императрицы и сжала холодные пальцы.
— Отказаться от Истинной — чудовищная, непоправимая ошибка. Отец-дракон накажет его, мой ребенок накличет беду на всю империю.
— В этом нет вашей вины, — сказала я через силу.
Порывисто императрица обняла меня, и я подавила желание снова попросить о помощи. Я-то знала, что помочь она мне не сможет, император любил ее, но вечно все делал по-своему.
— Что это? — вдруг спросила императрица.