— Что я устроила? — переспрашиваю сердито. — Чему ты тут сидишь и радуешься?

Мигран старательно прячет эмоции, придает лицу невозмутимое выражение.

— Ульяна, ты поступила очень нехорошо.

— Что?! — У меня аж лицо перекашивает от недоумения. — Это я поступила нехорошо?

— Конечно, ты! Это ведь ты со всей дури врезалась в мою машину. Хорошо, расстояние было небольшое и твой седан не успел набрать достаточную скорость, иначе было бы не избежать беды. О чем ты только думала? Направить машину в меня и соперницу…

Пытаюсь объяснить ему ситуацию:

— Но я не направляла…

— Это, конечно, удивительно, как ты отстаиваешь своего мужчину после стольких лет… — Он говорит это и горделиво задирает подбородок. — Но все же это не методы, Ульяна. Ты должна уметь держать себя в руках. Постаралась бы по-другому объяснить, что ревнуешь, что все еще любишь меня. В конце концов, ты же могла серьезно пострадать или покалечить людей. За это, вообще-то, в тюрьму сажают, милая! Ты не в курсе разве? Это можно расценивать как попытку убийства на почве ревности…

В этот момент до меня окончательно доходит, какая картина нарисовалась в мозгу у Миграна. Что это я, объятая ревностью, специально протаранила его машину! Вот это ему сейчас польстило, что ради него ненаглядного способны на такое…

— Ты еще пойди заявление напиши! — фырчу на него.

— Я, уж конечно, заявление писать не буду. — Он словно отмахивается от моей подколки. — Но и ты пообещай, что подобного не повторится. Мы ведь цивилизованные люди. Ты можешь мне все словами сказать, по-человечески признаться в любви, а не вот так машину тараном…

— Мигран, я не пыталась протаранить твою машину! — Я уже почти кричу. — Я ехала домой, и тут вдруг откуда ни возьмись этот здоровенный белый пес… Он летел мне наперерез, я даже не видела, куда сворачиваю.

— Да, да, — кивает Мигран. — Так и скажешь в полиции, если вдруг возникнут вопросы. Я подтвержу. Только для сходства показаний расскажи подробнее про собаку.

— Ты мне не веришь! — доходит до меня.

— Довольно. — Мигран жестом просит меня замолчать. — Не хочешь признавать очевидное, не нужно. Я и без твоих слов все понял. Так уж и быть, разбитые машины я тебе прощаю. В этот раз. Сейчас поедем домой…

— Зато я тебя не прощаю, — перебиваю его с мрачным видом.

— За что? — спрашивает он с искренним изумлением на лице.

Таким искренним, что мне хочется его за это пристукнуть.

— Как это — за что? — пищу я. — За то, что ты спишь с секретаршей!

— Кто тебе сказал такую ерунду? — таращит он на меня глаза. — Не было такого!

— Ты целовал ее в машине, я видела…

— Не было такого! — снова твердит он. — Мы просто одновременно наклонились друг к другу, и все. Так совпало.

— Наклонились и минуту так и сидели со слитыми в одно губехами? У тебя совесть есть так откровенно врать? Я же видела, Мигран! — Сжимаю кулаки.

Очень хочу этими кулаками пройтись по его наглой морде.

— Ты сейчас говоришь ерунду, — качает он головой. — Я просто предложил подвести Розу домой, вот и все. Ты все не так поняла, и из-за удара головой у тебя в мыслях все перемешалось.

— У меня даже нет сотрясения! — стою на своем. — Ничего у меня в мыслях не перемешивалось, я все ясно помню!

— Хватит, — цедит он. — Я достаточно слушал эту ересь.

— И вправду хватит, — тихо вздыхаю. — Даже дети в курсе твоего романа с секретаршей, Мигран! Сидят и преспокойно обсуждают ее прелести.

Лицо мужа вдруг резко делается злым.

— Ох и шельмецы, ну я им задам…

— Себе задай! — Я морщу лицо. — Это ты спишь с секретаршей, а не они…

— Довольно, — рычит Мигран, явно теряя терпение. — Дома поговорим.