— Со всем твоими трусами, милый, — поправила я его. — Не прибедняйся, у тебя они далеко не одни… Но да — я планирую тебя выставить вон. И плевать мне, что ты там платил, если ты — предатель и падла, понятно тебе? Теперь собирай свои монатки и иди туда, где задницы крепче грецкого ореха.

— А я так просто не оставлю этот вопрос.

— Да ради бога! Судья разберётся. Только ничего ты не получишь, твоя доля в доме — только пятая часть. И не найдейся даже отсюда что-то урвать. Я не позволю. Этот дом — моих детей, и никто — слышишь меня? Никто не посмеет их обидеть или сделать им плохо. Даже их родной отец. Кстати, они будут удивлены тем, что их любимый папочка собрался претендовать на их дом и планирует выселение на улицу любимых деток.

— Да не… Не собираюсь я выселять детей, ты что… — сбавил обороты Степан. — Я же не об этом… В любом случае, я имею право тут жить.

— Когда нас разведут официально — потеряешь это право.

— Мы ещё не развелись.

— Это дело времени.

— Я не согласен на развод!

— А тебя уже никто и не спрашивает! — ответила довольно грубо я. — Ты согласился на развод в тот день, когда попёрся к своей этой шалайке… И как давно вы с ней…встречаетесь? А ты уже сделал ей предложение, или у вас пока всё несерьёзно? На свадьбу-то позовёте хоть? Так давно на свадьбе не гуляла, ну очень хочется…

— Да хватит ёрничать! — топнул ногой Стёпа. — Люба, возьми себя в руки и прекрати цирк. Это всё не смешно.

— Да уж куда смешнее… — судорожно выдохнула я. Чувствовала, как к горлу подбирается истерика. — У меня вся жизнь рушится…

Мне вот вообще нихрена не весело. Мне выть охота на луну, словно я раненая, преданная и брошенная своим волком волчица, которая угодила в капкан и теперь плачет, что не сможет защитить своих волчат…

— Люба, — подошёл Стёпа ко мне и сжал мои плечи руками. — Ещё не поздно сохранить то, что осталось.

\

Я нервно дёрнула плечами. Сейчас его касания, прежде такие родные, привычные, тёплые, приносили невыносимую боль, словно бы его руки меня жалили будто сотни бешеных, обозлённых пчёл.

— Я не собирался уходить из семьи, — продолжал он говорить. — Да, я поступил не очень хорошо — признаю. Но кто из нас идеален? Главное, что я не собирался тебя бросать. Давай забудем обо всё этом? Ради детей.

8. 8.

— Думать о детях нужно было до того, как заводить любовницу, — ответила я. — О детях он вспомнил — надо же! Ничего с твоими детьми не станется. Димка и Нина уже взрослые, всё поймут. Варька — та пострадает, но тоже вырастет и поймёт. Дети поймут, что папа — маму просто променял на крепкие ягодицы. А теперь я должна понять и простить тебя? Закрыть глаза на то, что ты — ну, немножко развлёкся на стороне, пока мне некогда было тебя ублажать. Сама освободила место жены возле мужа, а тебя, такого замечательного самца, тут же прибрали к рукам ушлые самочки! Но ты, как рыцарь, хранил в сейфе своё сердечко, которое билось только обо мне! Даже во время секса с крепкими ягодицами. Ты так хотел, да? Серьёзно верил в это?

— Люб, ну хватит издеваться уже, — начал раздражаться он. — Терпеть не могу твои эти шуточки! Давай нормально поговорим.

— Видишь? Тебя даже шутки мои бесят. О какой совместной жизни тогда дальше можно говорить?

— То есть, ты намерена разрушить брак всё-таки?

— Всё-таки, да, — гордо вскинула я голову. — Волк никогда не променяет свою волчицу на доступных шавок.

— Фу, Люба, — сморщился муж. — Нахваталась умных мыслей в пабликах про сильных и независимых в соцсетях?

— А что такое? — вскинула я брови. — Разве это не правда? Не нравится чувствовать себя продолбавшим всё волком, который поимел вонючую псину вместо прекрасной волчицы?