Захожу в квартиру, не включая свет. Кладу ключи на тумбочку. Немного промазываю впотьмах, и связка с грохотом валится на пол.

— Ты вернулся? — выпрыгивает Ника в прихожую. — Почему не предупредил, что будешь рано?

— Потому что я не рано. Я вовремя.

Ника фыркает и обиженно вскидывает подбородок. По её лицу размазана очередная косметическая гадость стоимостью с зарплату какой-нибудь среднестатистической уборщицы.

Однако моя жена обожает всё самое дорогое. Если на полке с хлебом будут лежать два одинаковых батона один стоимостью пятьдесят рублей, а другой — пятьдесят тысяч, Ника возьмёт второй.

Впрочем, она не ест хлеб. Она всегда на диетах.

И вообще, она настолько тщательно следит за собой, что за остальными ей следить просто некогда. Ну, только если в соцсетях.

Пока я разуваюсь, Ника уже чапает в гостиную, где прямо посреди комнаты из тумбы со встроенным электрическим камином выдвигается огромная плазма. Жена в белом халате заваливается с ногами на диван и включает какое-то дебильное ток-шоу.

Ноги у неё, конечно, отпад. И руки, и все остальные части тела. Даже имя у неё — Вероника — как бы это сказать… сексуальное что ли?..

Первые два месяца нашего знакомства у меня такое помешательство в голове случилось, что я вообще с неё слезать не хотел. Крышу мне сорвало конкретно. Никогда подобного не было. Как в каких-нибудь дрянных романчиках: увидел и понял — хочу. Всё.

Дальше — туман и убийственное опьянение без всяких там спиртов. Мне одной Ники хватало. Слышал, это называется эндорфиновой ловушкой. Ну, стало быть, моя ловушка сработала безотказно.

Но два года спустя я вдруг обнаружил, что магия уже не действует. Ника всё также охренительно красива, мы живём в шикарной квартире с шикарным видом, деньги, пусть и падают с неба, как думает Ника, но их более чем достаточно на все Никины хотелки. А вот я больше ничего не чувствую к жене.

Ровным счётом ничего.

— Как дела? — в стандартном формате интересуется жена.

На самом деле, она не хочет знать, как мои дела. Её устроит вообще любой ответ, потому что Ника его не услышит.

— Нормально. Подаю на банкротство, — решаю немного поглумиться я.

Но финт не удаётся.

— Круто! — кивает жена, не открываясь от телевизора.

Попутно она смазывает сто пятьдесят восьмым чудо-кремом свои безупречные руки.

Подхожу к трёхсекционному холодильнику размером со шкаф-купе. Открываю — пусто. Во втором отсеке примерно та же хрень, только ещё какие-то йогурты стоят. Меня от такого воротит. Третья секция также ничем не радует.

— У нас вообще никакой еды нет?

— Чего говоришь? — не сразу откликается Ника.

— Ужин, — поясняю я.

— Хочешь поужинать в ресторане? — оживляется жена.

— Я хочу поужинать дома.

— А-а, — она отворачивается. — Ну, закажи что-нибудь в доставке.

С силой грохаю дверцей. Ника даже чуточку не реагирует. У неё же там очень интересная передача идёт: про каких-то чужих людей, о которых Ника нифига не знает, но переживает за них так, будто это они — её семья.

Порывшись в шкафах, нахожу какие-то хлебцы и молча грызу. Смотрю в окно.

Да, вид отменный… А всё остальное в этом доме — паршиво.

— Ты чего там застыл? — спрашивает Ника.

— Ем, — не поворачиваясь к ней, продолжаю рассматривать городскую панораму.

— Дамирчик, — жена придаёт голосу сладкий оттенок, — а может, всё-таки в рестик смотаемся? Я нашла такой обалденный новый стейк-хаус!

— Ты не любишь стейки.

— Зато ты любишь! А там, в этом рестике куча всяких звёзд тусит! Может, кого-нибудь встретим! М?

— Я не хочу.

Ника надувает и без того раздутые ботоксом губы.

— А чего ты хочешь?

Я, наконец, поворачиваюсь. С минуту гляжу ей в глаза.