- Синичкина она по мужу, - вздыхает Сергей.

- Потрясающе, - кривит губы Мирослава. – Дальше.

- Ты Юрия помнишь? – Серж бочком обходит мать и плюхается на край кухонного уголка.

- Что ноги не держат, дорогой муженек? – подкалываю.

- Вот за что вы на меня? Две красавицы, на одного, - цокает языком. – Нечестно.

- Ты мне еще тут нюни распусти. Ты мужик или кто? – Мирослава садится напротив, поправляет очки.

- Мам, давай без этого, - кривится. – Со своими студентами так разговаривай.

- Зубы не заговаривать. Выкладывай, - барабанит пальцами по столу.

- Помнишь Юрия? – Серж закусывает губу.

Свекровь приподнимает одну бровь.

- Если ты про никчемное существо, именуемое братом твоего отца. Помню, - едва заметно дергает плечами. – такого захочешь, не забудешь.

- У Юрия сын, у сына дочь – Виолетта, - разводит руки в стороны муж. – Отец не хотел, чтобы ты волновалась, но мы много лет помогали им.

- Какие благородные рыцари! – всплескивает руками. – Аплодисменты, что ли!

- Вооот! Папа знал, что у тебя будет такая реакция! – Серж вскакивает, начинает ходить по кухне. – А Юра умирая, просил отца помочь сыну и внучке, не мог он иначе. Ему всегда больно было, что с братом не общался. Это грызло его. Но ты ведь не поймешь!

- Куда уж мне понять! – черты на лице свекрови заостряются. – Эдуард так мучился, что не общается с человеком, который едва меня на органы не продал, а его самого чуть за решетку не засадил. Конечно, он был безумно счастлив, что его преступник-братец вдруг перед смертью раскаялся, и решил свое гнилое потомство вам на шею повесить.

- Время меняет людей, мама! Надо уметь прощать! – в запале выкрикивает Серж.

- Слушай меня сюда, всепрощающий ты мой. Чтобы духу тут этой особи не было. И если мне Ксюша на тебя пожалуется, хоть словом одним, я сделаю все, чтобы ты ушел отсюда голый и босой, а про детей мог только вспоминать, - встает с места и отвешивает ему подзатыльник.

- Мам! Что за детский сад, руки распускать! – возмущается муж. Лицо красными пятнами покрывается.

- Это еще не все. Не думай, что отмазался. Я сегодня все выясню у Эдуарда. И если ты хоть в чем-то мне соврал, ой, не завидую тебе, сынок.

Стою, прислонившись к холодильнику, наблюдаю за их перепалкой со смешанными чувствами. С одной стороны открываются нелицеприятные подробности, похоже брат Эдуарда был тем еще гавнюком. А с другой стороны, муж не побоялся рассказать свою историю матери. А ведь он знает ее тяжелый нрав.

- Ксюш, - сжимает мое плечо. – Не волнуйся, я во всем разберусь.

- А это может быть правдой? – хрипло уточняю. В горле пересохло.

- Теоретически да. Но это все равно не отменяет их вины. Расплачиваться будут долго, - поправляет ворот темно-лиловой блузки. – И это при условии, что все услышанное мной, правда.

- Естественно правда! У меня, что репутация лжеца?! Я давал повод во мне сомневаться?! – вопит Серж.

- Засунул свои возмущения, сам знаешь куда. Тон убавил, - свекровь выходит из кухни и направляется в сторону гостиной, где отсиживается Виолетта.

Я за ней, муж за мной. Мирослава гордо вплывает в гостиную. Окидывает хамку изучающее презрительным взглядом. Родиона в комнате не вижу.

- Каракатица, внимательно меня слушаем. Два раза не повторяю, - голос холодный, стальной, угрожающе тихий. – Собирай свои манатки, и ползи от этого дома как можно дальше. Если хотя бы дух твой учую на горизонте, мокрого места не оставлю.

- За что вы так со мной! – тут же рыдать начинать. У нее, что кнопка где-то скрытая есть, чтобы по одному нажатию слезы лить? – Я ничего плохого не хотела! Мне сейчас очень тяжело!