Отстёгиваю ремень и, придерживая одной рукой, опускаю на землю.

– Лен, Лена. Приходи в себя. Давай.

Шлёпаю по щекам, но реакции никакой.

– Лена, ты меня слышишь? А ну, приходи в себя. У нас с тобой сын. Помнишь? Ты Илюхе нужна. И Ваньке тоже. Лен!

Руки у неё ледяные. Щупаю пульс на руке, потом на шее.

Есть. Еле ощутимый, но прощупывается. Выдыхаю. Так. Что теперь делать? Надо позвонить. Набираю Петровича. Он начальник службы безопасности.

– Да. Здравствуйте, Кирилл Борисович.

– Я тут в аварию попал. Когда сможешь подъехать?

– Где?

– Тридцатый километр по трассе от Знаменки.

– Часа три понадобится. Раньше не получится на машине. Там дорога плохая.

– Ты должен быть здесь через час. Максимум. И мне абсолютно фиолетово, как ты это сделаешь.

– Понял. Всё сделаю.

Сую телефон в карман и подхватываю Лену на руки. Приседаю от боли. Даже в глазах темнеет. Надо оттащить её подальше. Вспоминаю, что в багажнике у меня плед лежит. Достаю и кутаю Лену в него. На улице уже подмерзает. А у неё руки ледяные. Растираю их.

– Ща Лен. Подмога приедет. Подожди. Ты главное – в себя приди. Слышишь? Ты мне ещё нужна. Смотри не смей мне тут умирать, а то к Наташке уйду. А она мне не очень нравится. Да секс с ней так себе. Но если ты сейчас не очнёшься, имей в виду, ты свой шанс потеряешь.

Несу всякую чушь, лишь бы не молчать. Но это действует. Лена поворачивает голову и стонет.

17. Глава 16

Мне тепло и уютно. Не помню, когда мне было так хорошо. Мягкая ткань одеяла окутывает тело. Выспалась, как давно уже не высыпалась. Потягиваюсь и чувствую, как боль отдаётся в плече. С чего бы это? До слуха, будто сквозь покрывало доносится низкий хриплый голос. Приоткрываю веки и вижу едва различимое в темноте лицо Кирилла.

– Лен, всё будет хорошо. Я тебя вытащу отсюда.

– А что случилось? – хочу спросить, но из горла доносится хрип, во рту всё пересохло. Прокашливаюсь и повторяю вопрос.

Постепенно приходит чувствительность ко всем конечностям. Я начинаю чувствовать, что у меня замёрзли ноги. А рукам, наоборот, горячо и их не переставая растирает Кир своими руками.

– Заплатка, которую этот говнюк поставил на запаску, лопнула. Вот нас и занесло, – объясняет Кирилл. – Ты как? Где болит?

Его слова проникают в мой мозг, и медленно тянутся. Мне кажется, что я даже чувствую, как думаю. Как медленно усваиваю и понимаю, что он только что сказал.

– Понятно.

Киваю и хочу поднять руку, чтобы почесать лоб. Там что-то прилипло и кожу тянет. Но Кирилл держит руку.

– Тшш, не надо. Не трогай. Ты голову разбила. Вроде ничего страшного, только кожу повредила. Но врачи сейчас зашивают хорошо, даже шрама не останется.

Голова начинает болеть.

–Понятно…а ты? …как?

– Я в порядке.

– У тебя тоже кровь на лице.

– Царапина. Почему у тебя такие руки холодные?

– Они всегда такие.

Хочу подняться.

– Может, пока не стоит. Вдруг у тебя кости сломаны.

Как-то неожиданно слышать нотки беспокойства в его голосе.

– У меня ничего не болит. Кроме головы.

– Ну вот и лежи.

– Холодно.

Он тут же помогает мне подняться и садит на свои колени, прижимая к себе.

Утыкаюсь в его грудь. От него пахнет удивительно знакомым ароматом. Смесь хвойных ноток с чем-то древесным и цитрусовым. У меня даже слюна выделяется. Напоминает одеколон “Шипр” только менее резкий. Папа им любил душиться. От Кирилла исходит волна жара, я моментально согреваюсь.

– Ты там уснула, что ли?

Рука скользит под подбородок, обхватывает его и поднимает моё лицо, так что мы смотрим в глаза друг другу. Глаза уже привыкли к темноте и свету, который разливается от луны.

– Тебе нельзя спать, – шепчет тихо.