Первым делом горничная взялась за мои волосы. Она бережно их высушила и расчесала. А потом, к моему великому изумлению, достала из шкафчиков трюмо косметику, флакончики с духами, тюбики с кремами и разнообразную бижутерию. Мои глаза широко распахнулись, а рот открылся в виде буквы «о». Меня собирались наряжать, как на красную дорожку.

Горничная подвинула стул к зеркалу.

– Садитесь, мадам.

«Мадам»? Вот так официально? Что происходит?

Я села.

– Как тебя зовут? – спросила я, разглядывая в зеркале отражение молодой француженки. Ей точно было не больше, чем мне – двадцать один или двадцать два. На лице горничной не было ни грамма косметики, и что-то в её глазах казалось неуловимо-трепетным, когда она смотрела на меня. Ей жаль? Или она привыкла видеть несчастных девушек? Сколько таких, как я, побывало здесь раньше?

– Зовите меня Арлетт, мадам, – ответила она, принимаясь за макияж. Руки у неё, мягкие и тёплые, пахли хвоей. Девушка знала свое дело, и через несколько минут моё лицо преобразилось. Одного я не могла понять…

– Арлетт, почему ты подвела глаза чёрным и снизу и сверху? У меня и без того глаза большие.

– Это приказ, – только и сказала Арлетт. – Вот, наденьте это в ванной комнате.

Я приняла у нее голубой пакет и вошла в ванную. В пакете были трусики – голубое кружево, которое почти ничего не скроет. Сердце в страхе содрогнулось, но я предпочла не накручивать, а просто надеть их и все.

Когда я вновь вышла в комнату, Арлетт уже достала из коробки, в которую я не потрудилась заглянуть в её отсутствие, шикарное пышное платье. Оно оказалось в пору, словно сшили специально на меня. Цвет океана с зеленоватым оттенком подходил к моим глазам. Платье напомнило мне наряд у русалки, только вместо хвоста – юбка до колен. Арлетт помогла надеть серьги, которые переливались на свету, стоило мне покрутить головой. Я себя еще никогда такой красивой не видела.

Но для чего?

Зачем заложнице быть красивой?

– А обувь? – спросила, глядя на свои босые ноги.

И Арлетт протянула обувную коробку. Ожидание увидеть внутри переливающиеся босоножки на высоком каблуке не увенчались успехом. Вместо них были черные ботинки с квадратным каблуком. Надев их, я оглядела полный образ – как рокерша в стиле «глэм рок». Гитары для полного счастья не хватало.

– Я не понимаю…

Когда я повернулась, Арлетт уже не было. Я осталась в комнате одна.

Мне не было страшно, ибо впереди неизвестность, и я не могла предугадать, какие последствия вытекут из неё. Я привыкла жить сегодняшним днем и решать задачи по мере их возникновения. Но чем дольше я ждала, тем сильнее нарастало волнение.

Часы показали десять. Я не отходила от зеркала, пытаясь унять дрожь тем, что любовалась своей красотой. Возможно, в последний раз. До уха донёсся звон цепи, и я принялась читать молитву. Мои губы непрерывно шевелились до тех пор, пока в комнату не вошёл ОН.

Слёзы застыли в глазах, но я старалась не придавать им значения. А есть ли смысл? Всё уже случилось.

Утренние лучи пробивались сквозь тёмные ветвистые деревья, а я всё также дрожала, иногда всхлипывала, а в промежутках тихо скулила.

Как же жестоки люди!

Я лежала на кровати в той позе, в какой он меня оставил. Мои руки сжимали в кулаках простыни. Каждый раз, сдерживая рыдания, я сгребала их и скручивала, потому что такое забыть невозможно. Даже с моей крепкой психикой.

Раны под лопатками болели, продолжало барабанить в висках. Разорванное платье обнажило изувеченную кожу на спине, так хотя бы боль можно было терпеть. Трусики валялись где-то на полу, но я едва могла двигаться, чтобы их поднять. Я пролежала так всю ночь, не сомкнув глаз.