Однако старт, по счастью, был отложен раздавшимся из селектора недовольным голосом шефа:

– Я десять минут назад просил прислать ко мне Петрухина!

– Виктор Альбертович! Он здесь, в приемной… Только-только вошел.

– Так пусть заходит! После шуры-муры разводить станете!

Страдальчески реагируя на прозвучавшие как издевательство «шуры-муры», секретарша сбросила кнопку вызова и с нелегко давшимся металлом в голосе казенно отчеканила:

– Господин Петрухин! Пройдите к директору!

– Слушаюсь. И повинуюсь, – исторг облегченно Дмитрий и торопливо просочился в кабинет.

Аллочка поднялась со своего места, поплотнее прикрыла за ним дверь и…

…и разрыдалась в голос…

В интерьерах брюнетовского кабинета чиновник из Смольного смотрелся непривычно жалким и потерянным. По крайней мере, он совсем не походил на своего грозного телевизионного двойника, каковой в выпусках местных новостей с завидным постоянством источал грома и молнии в адрес нерадивых подчиненных. Вселяя столь нехитрым образом в доверчивые сердца пенсионеров и домохозяек обманчивое ощущение, что городское имущество в кои-то веки вверено в надежные, да что там – в железные руки.

– Я так понимаю: представлять вас необходимости нет? – на всякий случай уточнил Виктор Альбертович.

– Нет-нет, – протягивая вспотевшую ладонь, выступил навстречу инспектору Нарышкин. – Мы уже имели честь пересекаться с Дмитрием Борисовичем. При… э-э-э-э-э… известных обстоятельствах. Замечу, Виктор, что тогда ваш сотрудник проявил должные такт и деликатность. Собственно, потому я и принял непростое решение обратиться к вам. А не…

Тут Станислав Аркадьевич окончательно замялся/стушевался.

– А не в силовые структуры, – докончил за чиновника Петрухин.

– Да-да. Именно. Тем паче, что слухи о ваших… э-э-э-э… успехах и подвигах эхом докатились и до наших стен.

– Это которые желтого цвета.

– Почему желтого? – не понял Нарышкин.

– Фасадные цвета Смольного.

– Ах да, разумеется. Извините, я сегодня не в лучшей форме.

– Ничего страшного, – миролюбиво «извинил» Дмитрий. – А за «эхо» – отдельное спасибо. Посему постараемся оправдать. Высокое доверие. Так что у вас стряслось? У супруги очередной приступ клептоманства?

– Борисыч! – укоризненно покачал головой Брюнет.

– Ничего-ничего. Я сам всегда ратую за то, чтобы вещи назывались своими именами, – вступился за дерзкого инспектора Нарышкин. – Нет, Дмитрий Борисович, в данном случае у нас проблема… э-э-э-э… иного свойства. Я не исключаю, что все это вам покажется смешным…

– Станислав Аркадьевич, а можно – сразу и ближе к делу? – предложил Дмитрий, по-свойски плюхаясь на гостевой диванчик. – Без предварительных любовных ласк и прелюдий?

Петрухин ощущал себя фактически хозяином положения и уже вовсю прикидывал: какое количество тугриков следует содрать с этого правительственного хорька за профессиональную «авторскую» консультацию? Поскольку совершенно отчетливо угадывалось, что тема, с которой заявился господин Нарышкин, «магистральных» дел не касалась. Разве что опосредованно – в имиджевой их части.

– Да-да, конечно, – согласился Станислав Аркадьевич, малость шокированный развязным поведением собеседника.

Несколько секунд чиновник собирался с мыслями, а потом, тяжко выдохнув, принялся излагать суть проблемы:

– Тут, видите ли, вот какое дело: в конце прошлой недели некий – я все-таки очень надеюсь, что шутник – подбросил моей Леночке три карты.

– Вы же сказали, что всё началось немного раньше? – напомнил чиновнику Брюнет. – С куклы?

– Да-да, точно так. Спасибо, Виктор. Действительно, всё началось с куклы.

– Однако! – хмыкнул Петрухин. – «Три карты». «Кукла». Считайте, вы меня заинтриговали.