– Нет, ну ты подумай! – воскликнул он, хлопнув себя по коленям. – Я думал он тут с температурой лежит, двинуться не может, а у него даже аппетит прибавился! Надо не забыть вернуть кастрюльки в столовую.

– Паш, помолчи, пожалуйста. – Голова моя была полна совсем другими мыслями.

Допил компот, сложили кастрюльки в пакет. Только теперь я рассказал Пашке, что со мной произошло. Правда, в моем рассказе я сам с трудом вылез из воды на лед, доковылял до берега, а там мне оказали помощь люди.

Я переоделся в свою давно высохшую одежду. Затем мы зашли попрощаться с медиками и направились к стоявшей во дворе старенькой профилакторской «Ладе». Ехали молча.

Уже у себя в комнате Пашка спросил:

«Матери скажешь?»

«Нет».

Пашка кивнул, молча соглашаясь со мной. В этот день мне и Пашке пришлось раз пять рассказывать разным людям о приключившемся со мной.

– Друг, ты здесь? – спросил я перед тем, как уснуть.

– Да, – услышал я краткий ответ.

На следующий день в полдвенадцатого я пришел в больницу. Электрик в коридоре тянул новую электропроводку. Дверь в рентген-кабинет открыта настежь, и оттуда доносились голоса. Заглянул к врачу.

– А, Бугаев! Заходи. Как чувствуешь? Раздевайся, послушаем.

Через три минуты, прослушав меня и простучав со всех сторон, снимает и кладет на стол стетоскоп, пожимает плечами.

– Плавал подо льдом, а даже насморка нет. Одевайся. Везет тебе. Свободен.

Я быстро оделся, поблагодарил, попрощался с врачом и вышел. Из любопытства зашел в рентген-кабинет. Двое мужчин в рабочих комбинезонах стояли рядом с полуразобранным рентген-аппаратом, склонившись над столом.

– Что-то нужно? – спросил один из них.

– Меня вчера этим аппаратом просвечивали. Да я и сам по образованию инженер-электрик.

– А-а, коллега? Да, вот, электропроводка полетела, рентгеновская трубка не повреждена, а металл анода выработан полностью, и это практически в новом аппарате. Понадобилось бы несколько дней непрерывной работы, чтобы так досталось аноду, а здесь все за три секунды произошло.

– И трансформатор не сгорел?

– Хоть бы хны, мы уже осмотрели. Можно подумать, что на него напряжение вообще не подавалось. Странно, что сигнализация радиоактивного заражения сработала, но потом, правда, сама отключилась. Мы уже разговаривали с МЧС и Институтом ядерной энергии. Завтра приедут. Так это ты зимним плаванием занимаешься?

Ну, вот. Скоро уже весь Минск будет знать. Я быстро распрощался и пошел в профилакторий.

На следующий день мы с Пашкой после завтрака упаковывали сумки, готовясь к отъезду домой, когда после стука в дверь к нам зашел мужчина. Представившись Анатолием, сотрудником НИИ ядерной энергии, он попросил меня заехать с ним в райбольницу для уточнения некоторых данных. Мы с Пашкой сообщили, что скоро уезжаем, но Анатолий обещал подвезти нас до самого Минска, так что ничего не оставалось, как спуститься и ехать в уже ставшее родным учреждение.

В больнице по коридорам расхаживали МЧСники с приборами. Мы прошли в кабинет главврача, где сидел немолодой полный мужчина, читавший какие-то бумаги, одновременно делая записи в блокноте. При нашем появлении он поднялся, вышел из-за стола и, поздоровавшись со мной за руку, задал вопрос.

– Евгений, вы позавчера провели полдня в этой больнице?

– Да.

– Вы слышали, как сработала сигнализация в рентген-кабинете?

– Слышал.

– Где вы находились в тот момент?

– Входил в палату.

Зашел МЧСник с прибором и протянул пожилому два листа бумаги с таблицами. Тот внимательно просмотрел оба листа. «В подсобных помещениях и палатах тоже были?» МЧСник утвердительно кивнул. «Его тоже», – сказал пожилой и кивнул на меня.