Затолкала поглубже все свои романтические мечты. Фантазии о Шамиле, стирая картинку рыцаря на белом коне, напоминая себе, что он, возможно, убийца моего отца. Вытерев слёзы и сопли с лица, вышла из дома.

Искать, куда можно сплавить шубу, времени не было. Мало ли какой винтик закатится за ролик в гнилом мозге наркомана, если я задержусь. Попробую выцыганить отсрочку.

Вылетела из квартиры, села на автобус. И пыталась думать. Вот только в голове вакуум.

На автопилоте и из последних крупиц собственных ресурсов добралась до заведения наркомана. Пустующего в ранний час.

После ночной смены уборщицы не успели навести порядок. Под ногами валялись бутылки, осколки разбитой посуды, остатки разбросанной еды. И запах стоял соответствующий. Кисло-сладкий. Тошнотворный.

Желудок напомнил о себе позывом рвоты. Но тут же заглох. Я сегодня ещё не ела.

Меня никто не встретил. Будто и не ждут.

В какой-то момент я даже поставила под сомнение собственный разум. Может, мне всё показалось. Может, не было этого звонка?

Среди звенящей тишины бара моя интуиция буквально вопила – уноси отсюда ноги. Но как я могу? Ведь тут мама.

Превозмогая себя, я поднялась на этаж выше. В кабинет Ветрянского. И чем ближе подходила, тем лучше до меня доносились голоса людей.

Пьяные, весёлые, злые.

Распахнула дверь и тут же едва не задохнулась от дыма, обжёгшего пазухи носа. Здесь ужасно накурено. И стоял весьма специфический запах.

Сам Ветрянский восседал в своём директорском кресле, закинув одну ногу на подлокотник. Пьяный вусмерть. Но я помнила, что этот человек умеет моментально трезветь, когда вопрос касается его бизнеса. И сейчас, стоило ему перевести мутные глаза в мою сторону, как взгляд тут же сфокусировался. Вцепившись в меня.

– Проходи, Цветочек, – крутясь на стуле, делает жест, будто предлагая располагаться в его апартаментах, – что ты как неродная? Здесь все свои. Смотри, даже мамочка твоя тут. И возможно, новый папочка.

Я резко обращаю внимание на пару, что расположилась на диване. Не сразу заметила их, когда вошла.

Женщина лежала во фривольной позе. А мужчина прижимал её к себе. И каждая деталь говорила об их недавней близости.

Ощутив отвращение, смешанное с неловкостью и стыдом, я отвела глаза. Сцепила зубы, заставляя себя оставаться здесь.

– Владимир, – обращаюсь я к Ветрянскому, – я погашу долг. Но не сегодня. Соберу деньги, клянусь. Только дай мне сутки.

Наркоман крутится в кресле, задумчиво изучая меня и жуя зубочистку.

– Сегодня, Цветочек. Долг вернёшь сегодня.

– Но… – начинаю.

– Заткнись и слушай, – перебивает, наклоняясь вперёд и складывая руки на столе, как серьёзный бизнесмен, – тебе нужно доставить вот эту сумку по одному адресу. Работа непыльная. А все долги будут тут же забыты.

Он улыбается по-акульи, кивает в сторону реплики известного бренда. А я смотрю на этот логотип и думаю. Сколько мне дадут лет за то, что находится внутри неё, если меня поймают.

– Что там? – спрашиваю, не отрывая глаз от сумки.

Будучи дочерью преступника, я всегда видела грань между грехами. Теми, которые я готова заработать в свою копилку, чтобы потом вариться за них в котле на нижних этажах Ада. И теми, которые считала недопустимыми.

Может быть, если бы не зависимость мамы, я относилась бы к наркоте проще. Но, видя, как она день за днём забирает близкого мне человека, теряющего свою личность, стирающего её собственными руками, словно ластиком, – не могла.

Не желала в этом участвовать.

– Меньше знаешь – лучше спишь, Цветочек. Ты же умная девочка. Не задавай лишних вопросов.

Да, я всегда была смышлёной. И представляла, что меня ждёт, если решу отказаться. Но…