Жена Николая – крупная дородная женщина в легком летнем платье и с дамской сумочкой через плечо, горделиво вскинув голову, молча прошествовала в дом. Муж вяло потрусил следом за ней, отирая со лба выступивший пот.
Наступил полдень. Июльское солнце было в самом зените и нещадно жарило, проникая даже сквозь густую листву садовых деревьев.
– Сегодня жарко. Я принесу вам домашний лимонад из холодильника, – тоном рачительной хозяйки предложила Люся, проследовав за ними.
– Только не из холодильника! – обернулась Ольга. – Ледяные напитки вредны для горла.
В ответ Люся равнодушно пожала плечами. При этом ее губы непроизвольно искривились в презрительной гримасе.
В этот момент, привлеченный шумом в коридоре, из своей спальни вышел юбиляр собственной персоной.
– Люся, почему ты меня не предупредила, что приехал Колинька? – недовольным тоном поинтересовался генерал у дочери.
– Но ты же сам просил тебя не беспокоить, пока все не соберутся, – промямлила Люся, искоса бросив на отца испуганный взгляд.
– Папочка, поздравляю тебя с днем рождения! – принял удар на себя Николай, шагнув к генералу с распростертыми объятиями. При этом его губы сами собой растянулись в заискивающей улыбке.
Борис Алексеевич благодушно принял поздравления и даже перекинулся с сыном парой дежурных фраз о здоровье и делах Колиньки – министерского работника среднего звена, лениво доживающего до пенсии.
Никита, стоящий в прихожей, наблюдал всю мизансцену со стороны и, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, быстро ретировался на улицу. Там сторож Игнат расставлял плетеные дачные кресла и пару потрепанных выцветших шезлонгов, чтобы гости могли приятно провести время на свежем воздухе.
Поздоровавшись с ним, Никита подхватил одно из кресел и переставил его в уютную полутень старой кривой яблони, где и расположился с мобильником в руках. От нечего делать, молодой человек принялся рассматривать дом, вспоминая, как он приезжал сюда погостить в детстве, когда еще была жива бабушка.
Это место до сих пор сохранило особую атмосферу старых советских дач. Большой, двухэтажный деревянный дом, выкрашенный зеленой краской, и белеными ставнями на окнах, казалось, сошел с пожелтевшей черно-белой фотографии годов этак семидесятых. Прохудившуюся и заржавевшую скатную кровлю из листового железа недавно перекрыли, заменив современной черепицей, от чего теперь бросался в глаза выраженный диссонанс между новенькой крышей и облупившимся фасадом дома.
Усилиями Люси под окнами был разбит палисадник, и высажены цветы. Особенно Никите понравились вымахавшие чуть ли не в человеческий рост большие золотистые шары рудбекии и очаровательные кустики вербейника. На другой стороне, ближе к одноэтажному строению гостевого домика, красовались грядки с огурцами и домашней зеленью.
Однако главное очарование генеральской дачи представлял собой большой тенистый сад – ровесник большого дома. Корявые раскидистые яблони до сих пор плодоносили, хотя яблоки на них росли мелкой россыпью. Никита не удержался и сорвал одно из них, свисающее с самой низкой ветки. Надкусив, он поморщился – кислятина. Было здесь и несколько вишнёвых деревьев, а у забора разрослись кусты малины.
Перед внутренним взором Никиты всплыли картины прошлого, как он, семилетний, играл здесь с двоюродными братом и сестрой в прятки, рвал эту самую малину, вымазывая белую майку ее соком, а потом мальчишки лазили по деревьям к большому неудовольствию бабушки. Она частенько на них покрикивала, требуя вести себя потише, чтобы не мешать Борису Алексеевичу в его уединении. Никита отлично помнил, что присутствие внуков всегда тяготило генерала, предпочитающего, чтобы все внимание жены относилось исключительно к нему самому.