Макар рассмеялся:

– Купила их обратно.

– Ты понимаешь за женское сердце, – кивнул Верман. – Она убедилась, что здесь ее не обманут. И захотела вдвое больше, чем в первый раз. Женщины всегда так поступают.

– Конечно, Гройс продавал не бриллианты, – помолчав, сказал Дворкин. – Одна купила у него мечту о собственной значимости. Вторая приобрела ощущение, что она умнее своего супруга. Третья – упоительное чувство настоящей большой тайны. Четвертой оказалось достаточно намекнуть, что муж не позволит ей совершить такую сделку, и она вцепилась в камни из одного только чувства протеста.

– Признаюсь, в какой-то момент я подумал, что мы рассчитали неправильно, – сказал Верман. – Что на этом все закончится. Довольные тетки усядутся на наших камешках, как курицы на яйцах. Но Миша оказался умнее меня.

– Прозорливее, – поправил Сема. – Он знал, что будет дальше.

Счастливая женщина болтлива. Она не в силах держать радость в себе. Ни одна из жертв Гройса не поделилась с мужем – на это и был расчет, – но каждая рассказала подругам о старике, продающем бриллианты высшего качества.

– Пирамида! – Сергей наконец понял, что задумали Гройс сотоварищи.

– Тетушки понесли нам деньги, – грустно сказал Моня. – Они получали камни, может быть, не такие хорошие, как первые…

– Совсем никудышные? – прямо спросил Илюшин.

Верман попытался юлить, но вынужден был признать, что камни были паршивые.

– Брак, – вздохнул Сема.

– Хлам, – подтвердил Моня.

– А если бы их проверили у геммолога?

– Непременно проверили бы, – согласился Верман. – Поэтому Миша провернул всю операцию махом. Одна встреча – и все расходятся довольные.

– Сколько их было? – спросил Илюшин. – Кинутых?

Моня молчал.

– Трое? Пятеро?

– Двадцать две, – выдавил Верман.

Бабкин крякнул.

– Средняя сумма покупки?

– Да немного, – жалобно пробормотал Моня.

– Сколько?

– Ну, пара миллионов… Может, три…

– Кто-то и на пять набрал, – подал голос Дворкин. – После этого Гройс должен был просто исчезнуть.

– Он и исчез, – подытожил Илюшин. – Вы собирались поделить деньги во вторник, так? М-да, эту историю вы в полиции не расскажете…

Илюшин посмотрел на помрачневших ювелиров. Он прекрасно понимал, что обоих терзает одно подозрение: что, если Гройс решил попросту сбежать, не пожелав делиться?

– Не поступил бы он так, – пробормотал Дворкин. – Миша – человек исключительной честности!

Сергей Бабкин все еще продолжал смеяться, когда за детективами закрылась дверь ювелирного магазина.

– Ха-ха! Исключительной честности!

– Ты же понимаешь, что он имеет в виду.

– Понимаю. Все равно звучит сказочно.

Они свернули в безлюдный двор, где только худая кошка грелась на подоконнике первого этажа над вечной надписью «Лена – дура». В каждом дворе живет такая Лена, никуда не деться от нее, глупой, вредной и хорошенькой, как ангорский хомячок. Может быть, подумал Макар, она и не существует сама по себе, может быть, ее вызывают к жизни эти надписи. Наступает день, когда патриархи двора, сажавшие сто лет назад в окрестную землю черенки тополей, собираются вместе и молча решают, что умных вокруг стало слишком много. Баланс сил вот-вот будет нарушен, и приведет это к катастрофам, а то и еще хуже – реновациям. Чтобы не случилось беды, один из них достает нестираемый мел и выводит на стене куриным почерком заветные слова: «Лена – дура». Размести заклинание на самом видном месте, и никто не догадается, что это магия.

И вот уже все возвращается на круги своя: дом стоит, свет горит, дети играют в мяч, соседка с пятого сушит свои трусы над клумбой с бархатцами и гоняет алкаша Леху, чтобы не курил на лестничной клетке, тополя роняют пух, кошка греется на подоконнике.